Дочерей рождалось много. Так много, что царь Алексей Михайлович, которого «благочестивейшая» супруга Мария Ильинична Милославская чуть не ежегодно дарила ребенком, переставал их замечать. Конечно, полагались по поводу рождения царских детей благодарственные молебны, праздничные столы с богатыми подарками, пироги, которые раздавались поздравителям как знак особой царской милости. Но с дочерьми все быстро свелось к скупым пирогам. А когда родилась Софья, шестая по счету, был и вовсе нарушен привычный порядок. Имя ей не выбирали, а дали по той святой, чья память отмечалась в этот день (и надо же: Софья — мудрость!), и крестили не в Чудовом монастыре, как всех царевен, а в Успенском соборе, где венчались цари на царство (чем не предзнаменование!). Зато в остальном современники с удивительным упрямством не хотели признать правоту будущих историков.
Жизнь в теремах, жизнь по Домострою — кто не представляет ее себе во всех подробностях? Глухие стены, одни и те же лица — только женщины, только свои, обучение — разве что начаткам грамоты, занятия — одним рукодельем и как единственное развлечение — выход в церковь. Так шли годы — томительно, безнадежно, страшно. Даже в семьях царевнам было отказано. За своих подданных отдавать царских дочерей «невместно», за иностранных правителей не удавалось.
Наверно, со временем историками будут заниматься психоаналитики. Спору нет, все исследователи пользуются фактами, но как производится их отбор, на что нацелено, и притом совершенно подсознательно, внимание каждого отдельного ученого, что он склонен искать, а чего не замечать. Это тот поправочный коэффициент, которого пока не вносит никто. А между тем хотя бы домашний обиход. Ему посвящены, не говоря о множестве отдельных работ, фундаментальные тома специально подобранных И.Е. Забелиным документов. Как одевались, куда выходили, что заказывали в специально предназначенных для царского обихода Мастерской и Оружейной палатах.
У Софьи другие увлечения. Как самую дорогую вещь дарит она из собственной палаты близкому человеку «шкатуну немецкую, под нею станок на 4-х подножках; в шкатуне 4 ящика выдвижных, да цынбальцы, да клавикорты, а на верху шкатуны часы малые». Без клавесина — цимбал и клавикордов трудно было себе представить жизнь. И еще книги. Много, разных. Религиозные — как у всех, повести — они только появляются на Руси — и… труды по государственному устройству разных стран, разных народов. Софью не смущали и иностранные языки. Она была знакома с латынью, свободно владела польским. И все эти черты широкой образованности смотрелись бы чудом, если бы не замечательный педагог-просветитель Симеон Полоцкий.
Симеон — монашеские имя. Но мирское затерялось, и так и остался для потомков монах Симеон Емельянович Ситнианович-Петровский, по месту первой своей работы в школе Полоцка получивший прозвище Полоцкого. Там его случайно и встретил Алексей Михайлович при посещении города. Преподнесенные монахом торжественные вирши запомнились, и спустя восемь лет царь вызвал Симеона в Москву обучать молодых подьячих Тайного приказа, а еще через три года назначил воспитателем своих детей. Имел ли в виду Алексей Михайлович одних сыновей? Определенно нет. Самые результаты показывают, что Полоцкий стал обучать и дочерей — Марфу, Софью, Екатерину, а Софья оказалась к тому же самой способной ученицей.
Полоцкий писал вирши. Софья овладела этим искусством, сочинял комедии — она последовала его примеру. Но главное: специально для своих учеников Симеон написал своеобразную энциклопедию современных знаний от античной мифологии до астрологии, написал простым, почти разговорным языком, наполнил понятными, взятыми из жизни примерами. Это было ниспровержение схоластики, утверждение просветительства, за которые боролась большая, возглавленная Полоцким, группа русских культурных жителей. В полной мере борьба захватила и воспитанников Симеона. Десятилетней девочкой Софья стала ученицей Полоцкого, без малого десять лет занималась с ним. Уроки сделали свое дело. Вместе с новыми горизонтами пришли новые желания, и им было не поместиться в теремных стенах.