23 августа германская делегация во главе с И. Риббентропом прибыла в Москву. В ночь с 23-го на 24 августа 1939 года в Москве между СССР и Германией был подписан Договор о ненападении, известный также как пакт Молотова – Риббентропа (поскольку под ним стояли подписи именно этих государственных деятелей – наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова и министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа). Заметим, что сходные договоры о ненападении заключали с Германией и другие страны: например, Польша, заключившая Договор о ненападении в 1934 году,[546]
или Великобритания и Франция, каждая из которых подписала с Германией в 1938 году после Мюнхенского соглашения декларации «о мирных и добрососедских отношениях»,[547] по сути являвшиеся договорами о ненападении. В силу этого международно-правовая состоятельность советско-германского Договора о ненападении не должна подвергаться сомнению. Через неделю нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война.Мы постарались показать посредством довольно подробного описания и анализа всего предшествовавшего хода международных событий, что заключение Договора о ненападении с Германией явилось вынужденным шагом со стороны советского руководства во главе с И. В. Сталиным, предпринятым в интересах государственной безопасности СССР. На какое-то время это давало стране отсрочку от неизбежного вовлечения в мировую войну, к ведению которой она еще была не готова. Договор был заключен в чрезвычайных условиях, когда угроза мировой войны стала уже почти реальностью.
В статье I Договора о ненападении было зафиксировано, что Германия и СССР «обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами»[548]
. В статье II говорилось, что «в случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу»[549]. Статья IV гласила: «Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-либо группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой державы»[550]. Все указанные положения предопределяли главное: СССР сохранял нейтралитет и не мог выступить против Германии ни самостоятельно, ни на стороне западных держав (в союзе с ними или в составе коалиции), которые 3 сентября 1939 года, после нападения Германии на Польшу, объявили войну Германии.Эти положения вызывают многочисленные обвинения западных историков в адрес Советского Союза, а начиная с конца 1980-х годов также и критику со стороны ряда отечественных историков. По мнению некоторых исследователей, исходя из положений договора, СССР не только не мог поддержать страны, объявившие войну Германии, но и объективно должен был бы встать на сторону Германии, что якобы и случилось после фактического распада польского государства и последовавшего за этим 28 сентября 1939 года принятия совместного Заявления советского и германского правительства, а также заключения Договора о дружбе и границе между СССР и Германией[551]
.В статье VII Договора о ненападении указывалось, что договор подлежал ратификации, что являлось обычной международно-правовой нормой. В то же время положение той же статьи о том, что «договор вступает в силу немедленно после его подписания», как полагают его критики[552]
, вступало в противоречие с этой нормой. Однако важно подчеркнуть, что последнее объяснялось чрезвычайной критичностью исторического момента и стремлением советского руководства немедленно обезопасить СССР в случае начала военных действий в Европе. Таким образом, с точки зрения международного права договор был абсолютно правомочен.Несколько иную оценку, на наш взгляд, следует дать секретному дополнительному протоколу к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» между этими государствами, если признать факт его существования. При этом важно подчеркнуть, что тексты этого протокола, опубликованные за границей и в нашей стране, печатались в основном по сохранившимся копиям[553]
. Поэтому аутентичность этого документа вызывает определенные сомнения[554]. Однако дальнейшие события, наличие последующих разъяснений с некоторым изменением границ сферы интересов, карта с нанесенными границами сферы интересов и некоторые другие косвенные доказательства создают веские основания, свидетельствующие в пользу существования секретного дополнительного протокола.