Заключение двусторонних договоров и соглашений о ненападении, взаимопомощи было обычной дипломатической практикой того времени. И даже подписание секретных (конфиденциальных) протоколов к ним не являлось чем-то из ряда вон выходящим. В связи с этим напомним, что англо-польское соглашение о взаимопомощи от 25 августа 1939 года (так называемый пакт Галифакса – Рачиньского) содержало дополнительный секретный протокол, который являлся «неотъемлемой частью соглашения». В соответствии с этим документом Великобритания обязалась оказать Польше военную помощь только в случае нападения некой «европейской державы»[582]
. То, что речь шла о Германии, разъяснялось в секретном протоколе. Кроме того, там же раскрывался смысл п. 2 ст. 2 соглашения о том, что если одна из договаривающихся сторон окажется вовлеченной в военные действия с Германией «в результате ее действия, которое ставит под угрозу независимость или нейтралитет другого европейского государства», то члены соглашения обязаны будут оказать друг другу «всю поддержку и помощь», которая в их силах. Только в секретном протоколе раскрывалось, что речь шла о Бельгии, Голландии и Литве. В нем также оговаривались случаи, касавшиеся Латвии, Эстонии и Румынии[583]. Некоторые историки высказывают такие далеко идущие предположения, что якобы англо-польский секретный протокол определил «государства или территории, которые входили в сферу интересов сторон»[584], хотя, строго говоря, это не вытекает из текста этого документа. Другое дело, что, как показали последующие события, и предыдущие англо-французские гарантии Польше, и это соглашение с секретным протоколом в конечном итоге оказались фикцией.C точки зрения военно-стратегических и геополитических интересов советского государства, заключение договора и протокола к нему было вынужденным, но, как представляется, единственно реалистичным, обдуманным и верным шагом в тех условиях. Да, альтернатива пакту, возможно, и была – например, приложить больше усилий для объединения с западными державами против германской агрессии, хотя особого желания с их стороны не наблюдалось. Но эта альтернатива более выпукло видится сейчас, из нашего времени, а тогда она в силу объективных факторов не показалась советскому руководству возможной к реализации. Да еще и неизвестно, как повернулись бы события в этом случае с учетом того, что Англия и Франция так и не оказали, да, скорее всего, и не хотели оказать реальной помощи Польше, а вместо этого вели «странную войну» на Западе.
В связи с оценкой последствий возможной альтернативы позволим себе вновь обратиться к мнению британского политика У. Черчилля, который считал, что «союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу у Германии в 1939 году»[585]
. Но далее он выражал сомнение по поводу реальной эффективности такого союза в тот конкретный исторический момент, отмечая, что и в этом случае «никто не может доказать, что даже тогда война была бы предотвращена»[586].В заключение представляется интересным привести оценку пакта иностранцами: современником событий и историками наших дней. Так, 29 августа 1939 года французский военно-воздушный атташе в Москве подполковник Люге направил в Париж секретное заключение по поводу пакта Молотова – Риббентропа. Анализируя цели пакта, он пришел к следующему выводу: «По-видимому, следует считать очевидным, что советское правительство жертвует идеологией во имя реальности… Главное, что превалирует над другими соображениями, – это внутренняя безопасность. Свидетельствами этого являются размах и последовательность, с которыми проповедуется идея мира в СССР, и те жертвы, на которые идут Советы, чтобы укрепить границы государства…»[587]
.Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер также полагают, что в условиях военно-политической изоляции СССР в 1939 году у Сталина не было иного выбора. Они пишут, что, не придя к согласию с Англией и Францией и располагая информацией о начале германской агрессии против Польши, Сталин понял, что «все его надежды тщетны» и что «менее чем за неделю до нападения на Польшу не удастся добиться заключения антигитлеровского соглашения с Англией и Францией». «А тем временем Гитлер мог совершенно безнаказанно начать свое наступление на восток – и кто знает, как далеко он зайдет? …Сталин наконец понял, что надо делать… Он принял решение идти на сближение с Германией. Совершенно очевидно, что в тех условиях это был единственный оставшийся у него шанс обеспечить безопасность своей страны»[588]
.Германская агрессия против Польши и действия СССР по обеспечению безопасности на западных границах