От всего сердца

Это был долгий день. Все остальные делегации решили обсудить изгнание Кипоро, и все они хотели сделать это за ужином в своих отдельных апартаментах в разное время. Кухонный персонал был измотан.

Я тоже была измучена. После того, как мы разобрались с Одикасом и делегацией Кипоро, Косандион отправился на свидание с кандидатом от донкаминов. Кандидат попросил «простую комнату, в которой ничего нет», и это было именно то, что я ему предоставила. Косандион и донкамин целый час стояли в пустой комнате, обсуждая научные достижения. Это было интеллектуально скучно и визуально тревожно.

На обратном пути кандидат-донкамин чуть не упал в обморок в коридоре. Я поймала его прежде, чем он упал на пол. По-видимому, донкамины не преуспевали, когда их отделяли от группы, и они также находили нас гротескными и невероятно отвратительными. Как только я доставила кандидата в его комнаты, они попросили у меня очистительный бассейн, чтобы они могли смыть мои молекулы с тела кандидата. Очищающая жидкость была сложной, и на ее приготовление уходила целая вечность.

Итак, впереди нас мерцал янтарными огнями океан, позади теплым желтым свечением обеденный зал. Мы с Шоном сидели в узкой полоске тени и смотрели на воды под бесконечным небом, усеянным чужими звездами. Океан был таким глубоким, что, глядя на него слишком долго, начинаешь испытывать смутное беспокойство.

Мой наушник мерно чирикал, передавая мне в ухо последовательный набор новостных передач Доминиона. О падении Таира Одикаса говорили все девять звездных систем.

Из зала на своих пушистых лапах вышел Олазард и запрыгнул мне на колени. Я поставила чай на маленький приставной столик между нашими с Шоном креслами и погладила кота по спине.

Согласно выпускам новостей, сага с Таиром Одикасом тянулась много лет, задолго до рождения Косандиона. Четыре столетия назад Кипоро столкнулся с кризисом. Рост населения планеты опережал ее природные ресурсы, в то время как ее космические технологии находились в зачаточном состоянии. Кипоро присоединился к Доминиону, чтобы спасти себя.

До объединения у Кипоро было жесткое, разграниченное общество с четко определенными социальными кастами, в то время как Доминион придерживался убеждения, что каждый гражданин имеет одинаковые права. Интеграция Кипоро была медленной, трудной и заняла столетия. Официально касты были отменены, но у жителей Кипоро осталась хорошая память о них.

Одикас происходил из длинной родословной патрициев, высшей касты Кипоро. Его прадед был первым почитаемым советником, и в тех редких случаях, когда он снисходил до того, чтобы покинуть священные залы Большого Совета и выйти на улицу, при его появлении простолюдины, люди из низших каст становились на колени и прикасались лбом к земле.

Несмотря на образование и культурный опыт, некоторые люди жаждали, чтобы им кланялись.

Одикас пошел по стопам своих предков, поднявшись до поста высшего выборного должностного лица, сопротивляясь переменам и делая все возможное, чтобы блокировать попытки Доминиона интегрировать планету. Его высшим стремлением в жизни было возродить старые обычаи. Он хотел выйти за пределы своего дворца и увидеть океан согнутых спин, где ни один человек не осмелится встретиться с ним взглядом. Он бы восстал, если бы мог, но Доминион мудро управлял Кипоро, оставляя им небольшую военную автономию, да и общественное мнение среди молодого поколения было не на стороне Одикаса. Как только джин свободы вышел из бутылки, было трудно загнать его обратно.

В течение сорока лет, которые он был у власти, Одикас заигрывал с сепаратизмом, делал громкие заявления о национальной идентичности и независимости и ненавидел отца Косандиона, который уничтожил последние остатки старой социальной системы. Когда Калдения убила своего брата, Доминион столкнулся с внешней угрозой со стороны инопланетного вида и внутренними беспорядками на нескольких фронтах. Его смерть поразила Семь звездных систем, как метеор, вызвав многочисленные переломы. Одикас в полной мере воспользовался этим. Кипоро был последней планетой, которая приняла Косандиона в качестве Суверена, а Одикас с его фракцией продолжали оставаться огромной занозой в заднице во время его правления. До сегодняшнего дня.

Шон вытащил наушник и положил его на столик между нами. Я тоже вытащила свой.

— Я просканировал Святого Экклезиарха, когда он отправился в свои покои. — Шон взглянул на меня.

— Он в полном здравии, — сказала я. — Я имею в виду, что он пожилой, но у него не так все плохо. Он мог бы прожить еще десятилетие или два. Ты, кажется, не удивлен.

— От него не пахнет, как от больного на смертном одре.

— Действительно ли больные люди пахнут по-другому?

— Обычно.

— Я думаю, Косандион знает. Я думаю, что вся эта история со смертельно больным Экклезиархом — обман.

— Он использует нас, чтобы навести порядок в доме, — сказал Шон. — Болезнь Экклезиарха — это предлог, чтобы собрать всех здесь и изолировать их от союзников в Доминионе. Теперь он может справиться с ними один за другим.