От заката до рассвета

Его рука теплая и сильная. Снова меня окутывает чувство надежности и защищенности. Вдруг ловлю себя на мысли, что не хочу отпускать его ладонь. И за ним так забавно наблюдать в подземке. Он с таким любопытством смотрит по сторонам. Ну точно никогда не ездил на метро.

Мне нравится разговаривать с ним. Он умеет слушать. И умеет понимать собеседника. Я и сама не замечаю, как понемногу рассказываю ему о себе. Я ни разу за три года не обмолвилась никому о том, что хотела стать писательницей. А ему на Монмартре сказала. Почему-то мне захотелось поделиться с ним этим, очень для меня личным.

Мы с ним лежим на газоне, курим и смотрим на прекрасное небо розово-фиолетового цвета. И мне так хорошо сейчас. Так спокойно. Ощущение — будто я всю жизнь ждала этого момента.

Вспоминаю Флёр. Ее улыбку, ее задумчиво-мечтательное выражение лица. Ей бы очень понравился этот момент. У нее была прекрасная мечта — провести одну романтичную ночь с незнакомцем, встретить с ним закат, а потом и рассвет.

Я чувствую, как Егор поворачивает на меня голову и внимательно смотрит. Невольно отрываюсь от неба и смотрю на него в ответ. У него очень красивые глаза орехового цвета. Теплые. Да и от него самого исходит тепло. И мне вдруг до ужаса хочется его поцеловать.

Не отдавая себе отчета в том, что я делаю, тянусь к нему. Когда между нами остается всего несколько сантиметров, я резко торможу. Сердце вдруг так быстро забилось.

Но Егор тут же преодолевает оставшиеся между нами сантиметры и касается моих губ. Они у него мягкие. Он целует меня очень аккуратно, будто боится спугнуть. И я благодарна ему. Это мой первый поцелуй за последние три года. И впервые за 10 лет я целую не Себастиана. Мне нужно привыкнуть к этой мысли.

Наш поцелуй совсем невесомый, но при этом руки мы сжали очень крепко. Я первая отстраняюсь от него. Хотя ловлю себя на мысли, что мне не хочется этого делать. С Егором хорошо и спокойно. А еще он меня понимает. Как Флёр.

Да, это именно то, что я чувствую рядом с ним: спокойствие, надежность, понимание, родство душ. Последнее очень для меня неожиданно. У меня это было только с Флёр.

Он забавно смущается, когда я вдруг начинаю говорить о книгах. Явно не читал, но не хочет в этом признаваться. Ладно, не буду его смущать и сделаю вид, что верю, что он читал «Портрет Дориана Грея» и знает, кто такой Оскар Уйлд.

Идти на кладбище ночью было опрометчивой идеей. Я не думала, что это окажется, настолько страшно. Но Егор крепко держит мою руку, и это помогает. Его сила окутывает меня, и я отгоняю прочь жуткие мысли.

Я спрашиваю его, как часто он ходит на кладбища и тут же жалею об этом. Потому что слышу рассказ о девушке и о том, как он делал ей предложение. На самом деле я не удивлена, что он додумался сделать предложение руки и сердца на кладбище. Вполне в его стиле. Не заморачивается.

Но почему мне вдруг стало скорее неприятно, чем смешно, когда я представила Егора, делающего предложение какой-то девушке на кладбище?

Несколько раз трясу головой, чтобы отогнать эту картину. Не хочу представлять, как он произносит эти слова другой.

Когда мы собираемся уйти с могилы солиста его любимой группы, над нами неожиданно раздается карканье вороны. Я вскрикиваю, и Егор резко притягивает меня в свои объятия.

— Тише-тише, это просто птица, — спешит меня успокоить.

И именно в эту секунду внутри меня что-то щелкает. У меня вдруг появляется четкое ощущение, что он тот мужчина, который для меня. Как будто этих объятий, этого запаха сигарет и хвои, этих теплых сильных рук я ждала всю свою жизнь.

Он моя гавань, к которой я должна прибиться, спустя столько лет скитаний.

Я не хочу, чтобы он отпускал меня. Поэтому я безумно счастлива, что он продолжает держать меня за плечи, когда мы идем на выход. А на набережной Сены он снова меня целует. На этот раз сильнее, чем на Монмартре. Я откликаюсь на прикосновения его губ всем своим телом. А когда я уже начинаю буквально дрожать от желания целовать его еще и еще, я все же нахожу в себе силы прервать это безумие и отстраниться.

И именно сейчас я понимаю, что не хочу, чтобы он продолжал звать меня Селестой. Я хочу быть для него собой, Мэриэн. В конце концов Кнопкой.

Но я не могу. Эта ночь для нее. Эта ночь для Селесты. И каждый раз слышать ее имя из его уст — это значит давать ей жизнь.

— Я бы не хотел, чтобы моя дочь лишилась девственности в 14 лет! — возмущенно восклицает.

А меня отчего-то пронизывает сумасшедшая боль.

— У тебя есть дочь??

— Нет-нет! Но если вдруг когда-нибудь будет, то я бы не хотел, чтобы у нее это произошло в 14 лет.

И с души сразу упал камень. Хотя мне-то что, даже если у него и есть ребенок? Я ведь все равно больше не увижу его после рассвета. И эта мысль вдруг отравляет все внутри, но я стараюсь отогнать ее прочь. Я с ним только до рассвета. И это все ради Флёр. Нужно держать себя в руках. Но почему-то становится все сложнее и сложнее.

С ним мне хочется совершать безумные поступки. С ним мне хочется делать то, чего я никогда не делала. Или зареклась не делать.

С ним я хочу танцевать.