От жалости до любви

Сомневающихся почти не было, только наша пара, да ещё одна. Все остальные, поступившись своей мудростью, забыв о цене и о расплате бросились к старику. И все, кто был там, в лесу — поплатились. Мы не можем точно сказать, что случилось тогда, ибо ни я, ни моя суженая не видели того, но говорят, кара Создателя спустилась на драконов. Они, растеряв свою мудрость, превратились в полузверей. Создатель даже смилостивился над ними и не отнял остатки разума, да ещё тот страшный дар, который подарил им старик. И, говорят, Он оставил надежду на помилование однажды. Но, превратившись в тех, кого люди прозвали азгами — отнимающими силы, они одичали, испугались друг друга, а дар свой обратили в проклятье, находя тех людей, кто был опечален, устал или несчастен, и питаясь их болью, до конца, пока не выпьют все силы. Они убежали на юг и что стало с ними дальше — мне неведомо. А нас, последних драконов, тоже коснулось проклятье, потому что мы должны были воспрепятствовать и не стали этого делать. Мы остались в своём обличьи, но дни наши сократились и мы стали бесплодны. И всё, что я могу сейчас, чувствуя приближение смерти, это оставить запись в назидание потомкам и в надежде, что некогда, может через века после нас, люди всё-таки поймут наш язык и прочтут эти записи. А ещё запомнят, что гордость — худший советчик.»

ГЛАВА 12

Утро нового дня принесло Грегору лишь уныние. Работа теперь была сделана. Он поставил точку и завершил её. Пятнадцать лет труда, конечно, стоили тех знаний, которые он получил, но что если они теперь никак не интересны ему? А самый главный вопрос — что ему делать — оставался без ответа. Как скрасить ещё минимум двадцать лет жизни (а то и больше) без НЕЁ? Чем занять себя? Искать ли ещё записи на драконьем, или может пойти таки в академию профессором? Что угодно, лишь бы не оставаться в этом доме, где всё напоминает о ней…

Грегор спустился в столовую. Здесь было слишком пусто. Он ел машинально, даже не чувствуя вкуса еды. Потом решил подняться опять к себе в библиотеку. Надо было привести в порядок записи и бумаги. Раньше он часто находил ответы на свои вопросы, а, иной раз даже ловил новые идеи, внимательно разбирая старые записи. Может и сейчас они не останутся равнодушными к его мучениям и подкинут новую идею, чтобы забыть и забыться. Но, проходя мимо комнаты, которая раньше принадлежала Кее, он не смог удержаться, и зашёл. В ней всё осталось так, как было. Грегор запретил здесь убираться. Может, когда-нибудь она вернётся… И сам не верил.

Книги из его библиотеки, письма, одежда… Может быть, она ещё придёт за своими вещами, и тогда они поговорят? Он малодушно цеплялся за эту надежду, как за соломинку, лишь бы не делать ничего самому. Да и что он может? Найти её? Но она просила не искать… Только ли его просила? Грегор вдруг почувствовал странное беспокойство. Перед глазами почему-то встал отталкивающий образ этого красавца с тонкими усиками и холёными пальцами в белых перчатках. Он должен найти её — словно молния проснеслась мысль. Он не понимал почему, но сердце тревожно забилось. Он должен найти, должен спросить, должен взглянуть в глаза. Если она, спокойно глядя на него, скажет что притворялась, если солжёт, не краснея, тогда он уйдёт, чтобы больше никогда её не потревожить. Но сначала надо её найти. Куда могла отправиться его жена, пока ещё жена?