От ЖЖизни к жизни

Хорошо, что вантузы почти совсем не изменились. Отличная вещь! При помощи вантуза здорово можно было играть в автомобиль. Вантуз превосходно исполнял роль ручки коробки передач.

Самым страшным предметом был обогреватель со спиралью и круглым отражателем. Он дьявольски притягательно и адски страшно светился в темноте ночью, направленный на мою кроватку. Это был первый предмет, который внятно осознавался как смертельно опасный, хотя о смерти я тогда и не подозревал.

Когда я в свои 32 года навсегда покидал родной город Кемерово, мне пришлось продавать бабушкину квартиру. Я расставался с городом и уезжал без сожаления… Но когда раз и навсегда выходил из квартиры, где прошло детство и почти всё отрочество, оставляя в ней чужих людей… Я увидел косяк дверного проёма, ведущего в маленькую спальню, а на косяке – чёрточки и циферки. Карандашные чёрточки и выдавленные шариковой ручкой. Это были отметки моего роста… Бабушка и дед их не закрасили, обкрашивали во время ремонтов. Я задохнулся, спускаясь три этажа по лестнице, по которой тысячи раз поднимался и спускался. Вдохнуть удалось уже только на улице.

21 июля

Целую неделю на Лазурном берегу стоит крайне переменчивая, но в целом плохая погода. Налетел пресловутый мистраль, холодный ветер с гор, который и в прошлом, и в позапрошлом году приблизительно в это время портил настроение отдыхающим и заставлял подсчитывать убытки владельцев приморских ресторанчиков и платных пляжей. Мистраль разогнал белоснежные яхты по бухтам и укромным якорным стоянкам, сдул загорающих и купающихся из прибоя, засыпал дорожки и улицы хвоей и шишками с огромных деревьев и задул огонь буйной июльской жизни Французской Ривьеры.

Неделю назад вода в море была градусов 26. Сегодня – 18 °C. Редкие смельчаки или те, кто решил, что дорого заплатил за дорогу и проживание, а стало быть, не могут терять ни одного дня, всё же купаются. Но их единицы… И никто: ни владельцы многопалубных яхт, ни те, кто вальяжно подъезжает к пляжам на «Роллс-Ройсах», ни те, кто предпочитает истерично кричащие спортивные суперкары, ни прилетевшие сюда на собственных самолётах – ничего не смогут с этим поделать. Они не смогут ни на градус изменить направление вечного ветра и ни на единый градус Цельсия повысить температуру воды.

Лет шесть тому назад я невероятно остро и при этом внятно почувствовал и осознал, сколь невесомо и хрупко рукотворное устройство жизни, в незыблемости которого мы часто уверены… Это случилось в начале февраля, на фестивале в Ницце. Тогда я впервые оказался на Лазурном берегу зимой. Сыграл пару спектаклей и решил съездить в Канны, чтобы зимним днём увидеть то, что привык видеть в разгар летней жизни.

Погода была отвратительная: косой холодный дождь смешивался с брызгами мощных тёмных волн, совершенно серых, а не лазурных, как летом. Знаменитая набережная Круазетт была безлюдна. Я смог простоять под дождём не больше десяти минут и совершенно вымок. За это время мимо меня проползла одна-единственная ржавая машина, грузовичок с какими-то ящиками и хламом в кузове. Даже не верилось, что здесь в июле – августе клубилась толпа нарядно одетых людей, одна за одной подъезжали дорогие или очень дорогие машины, а гостиницы, цены в которых зашкаливали, были переполнены до середины сентября включительно. Не верилось, что под июньским солнцем здесь снова всё оживёт. И роскошь, богатство и квинтэссенция всего того, что мы называем буржуазным, потечёт сюда со всех уголков Европы и остального мира.