От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы

Скорость печати новых денег увеличивалась так быстро, что в октябре 1923 года 99% находившихся в обороте купюр было напечатано в последние 30 дней. К этому времени налоги давали всего 1% доходов бюджета, остальное – эмиссия. Существовали и серьезные технические проблемы – не было возможности напечатать необходимое количество новых денег, чтобы поддержать торговый оборот. Например, 25 октября 1923 года было напечатано 120 тыс. триллионов марок, то есть 120 квадриллионов, тогда как дневная потребность составляла миллион триллионов. Правительство объявило, что производственные мощности для печати денег расширяются и вскоре достигнут 500 квадриллионов в день.

Экономика оказалась на грани коллапса: фермеры перестали продавать свою продукцию, розничная торговля не могла раздобыть товар, а если получала его, то не могла продать с прибылью. Существенно сократились реальные зарплаты и доходы рабочих, мелких предпринимателей, вообще представителей среднего класса. Чтобы добыть средства на пропитание, одни подались в спекулянты – торговали тканями, обувью, мылом, другие начали распродавать свою мебель, украшения, одежду.

На доходы продавца памятников не прожить, и герой «Обелиска» Людвиг крутится, как может. Подрабатывает репетитором. Играет на органе в больничной часовне за еду: сестры милосердия кормят его «завтраком, состоящим из яиц, холодной закуски, бульона, хлеба и меда», благодаря чему Людвиг легко обходится без обеда. Кроме того, он получает тысячу марок, на которую может проехать в больницу и обратно в трамвае.

Цены все время поднимаются. В начале романа Людвиг «за какие-нибудь скромные пять тысяч марок» ест бутерброды и простоквашу в ресторане, а Георг столько же платит за сигару. Спустя несколько дней герои собираются в бордель и прихватывают с собой водку, которая обходится им уже «в десять тысяч марок за стаканчик», в заведении она дороже – сорок тысяч. Там их пытаются развести на коньяк за шестьдесят тысяч, но герои торгуются, они готовы дать только сорок. Сорок тысяч коньяк стоил вчера, сообщает официантка. Да нет же, еще сегодня утром, парируют герои. Но до объявления курса, утверждает официанта. Нет, после того, в одиннадцать объявили курс, уверены Людвиг и Георг. В итоге друзья соглашаются на шестьдесят, но «уже по тому курсу доллара, который будет послезавтра». По завтрашнему, идет на компромисс хозяйка. Это только начало. Еще несколько дней, и герои заказывают в «Красной мельнице» бутылку шампанского, которая стоит два миллиона.

Людвиг сотоварищи экономят на том, что накупают впрок талонов на обед в ресторане «Валгалла» некоего Эдуарда, который ввел обеды по абонементу, чтобы поднять популярность заведения. «Но за последние недели лавина инфляции перечеркнула все его расчеты». Стоимость первого обеда по талону еще в какой-то мере соответствовала уровню рыночных цен, но деньги обесценивались так быстро, что Эдуарду пришлось отказаться от системы абонементов, он слишком много при этом терял.

Однако герои предусмотрительны, они всадили «все деньги, полученные за один из памятников павшим воинам, в покупку этих обеденных книжечек „Валгаллы“ оптом». Чтобы маневр не слишком бросился в глаза, для покупки использовали подставных людей, и у каждого из честной компании оказалось свыше тридцати книжечек. Через месяц обедали за полцены, через полтора – за стоимость десятка папирос. Наконец Эдуард спросил, сколько талонов еще осталось, а получив уклончивый ответ, попытался наложить запрет на абонементы, но их обладатели «привели с собой юриста, пригласив его на венский шницель».

Владелец заведения все надеялся, что резервы махинаторов наконец иссякнут, не зная, что талонов хватит на семь месяцев. За это время доллар подскочил почти до триллиона, а друзья все еще обедали «на прошлогодние талоны по шесть тысяч гнусных марок за обед». Прекрасное вложение денег, жаль было одного – Эдуард больше не беспокоился о качестве еды. Сохранить сбережения можно, только вложив их в реальные ценности. Другие, не такие изобретательные, как эта компания, приобретают «массивные посеребренные ножи и вилки».

Те же, кто копит в банкнотах, вынужденно или нет, остаются ни с чем. Заказать памятник приходит вдова, муж которой покончил с собой, потеряв сбережения. Деньги – приданое ее дочери от первого брака – были положены в сберкассу на пять лет, до ее совершеннолетия, их нельзя было снять, а когда срок депозита истек, деньги потеряли всякую цену, и жених отказался от свадьбы. Дочка все плакала, отец этого не вынес, считал, что виноват. В утренней газете – сообщение о трех самоубийствах, все покончившие с собой – бывшие мелкие рантье. Один из самоубийц «держал в руке четыре совершенно обесцененных тысячных банкноты с красной печатью, словно входные билеты на небо», рядом с другой «валялась ее порванная сберегательная книжка, где на текущем счету у нее было пятьдесят тысяч марок».

***