Однако кутеж могли позволить себе немногие. Из-за масштабов лихорадок разбогатеть удавалось единицам, хотя и в Америке, и в Австралии, и в Южной Африке старатели могли свободно распоряжаться тем, что они добывали. Когда в 1848 году в Северной Калифорнии в долине реки Сакраменто нашли золото, туда съехалось около 300 тыс. человек со всего света, даже из Австралии и Азии. Из соседнего Сан-Франциско ушло все мужское население, в городе была заброшена половина домов. «На золотые рудники уехали даже солдаты и матросы. На борту военного корабля „Анита“ осталось всего шесть человек. Один корабль с Сандвичевых (Гавайских) островов оказался вообще покинутым экипажем». Газета «Калифорниэн» объявила о своем закрытии: «От нас ушли все – и читатели, и печатники».
Там, где находили золото, сразу резко взлетали цены. Из книги Лилиан Крете «Повседневная жизнь в Калифорнии во времена „золотой лихорадки“» (М.: Молодая гвардия, 2004), где приводятся отрывки из писем старателей родным, мы узнаем, что в Калифорнии, в усадьбе Джона Саттера, рядом с которой было найдено золото, комната стоила больше 2 тыс. долларов в месяц (здесь и далее все цены даны в сегодняшнем выражении). За лопату или черпак торговцы просили не менее 200 долларов, за свечку – 20, свинина и вяленая говядина шли почти по 100 долларов за килограмм, картофель – по 8, бутылка рома обходилась дороже 170, а револьвер – 3500. Повару платили 200–300 долларов в день, за стирку рубахи прачка брала не меньше 20 и зарабатывала больше, чем ее муж на прииске. Иными словами, торговцы, перевозчики, обслуживающий персонал извлекали больше прибыли из труда золотоискателя, чем он сам.
Брет Гарт в «Миллионере из Скороспелки» рассказывает о старателе, который, обнаружив артезианский источник, делает состояние на воде – продает ее для промывки руды. На калифорнийской лихорадке поднялся знаменитый джинсовый король Леви Страус – он продавал золотоискателям рабочие штаны.
Из-за обесценивания денег нищали те, кто не был связан с золотодобычей или ее обслуживанием: так, ни один офицер в Калифорнии не мог в то время прожить на свое жалованье. А в Восточной Австралии из-за золотой лихорадки потеряли свой социальный статус английские аристократы. В обиход вошла присказка: «Важно, не кем ты был, а кто ты сейчас». «Теперь аристократия – это мы», – кричали пьяные австралийские рудокопы в кабаках.
***
В 1860-е годы, когда золотая лихорадка сменилась серебряной, в Западную Калифорнию попадает Марк Твен. В полуавтобиографическом романе «Налегке» (1872) он пишет: «Мы лезли из кожи вон, чтобы захватить как можно больше „футов“. Мы занимались разведкой, открывали новые месторождения, прикрепляли к ним заявки и давали им пышные наименования. Мы менялись участками с другими владельцами. Вскоре мы уже были совладельцами таких приисков, как… „Филиал монетного двора“… „Умри, но добудь“… „Сокровищница“… и с полсотни других „разработок“, еще не тронутых ни кайлом, ни заступом. Нам принадлежало не менее тридцати тысяч футов на брата в „самых богатых в мире рудниках“ – как их усердно рекламировали, – но мы задолжали мяснику… и в бакалейной лавочке нам не отпускали в кредит.
Странная это была жизнь. Какая-то оргия нищих. Весь округ бездействовал – ничего не добывалось, не обрабатывалось, не производилось, не приобреталось – и на всех приисках не нашлось бы денег на покупку сносного участка в восточных штатах – а между тем со стороны могло показаться, что люди купаются в деньгах. С первым лучом рассвета они толпами выходили из поселка, а под вечер возвращались, таща на себе добычу, попросту говоря – камни».
Твен выдержал недолго: «Наконец, когда… никто уже не давал денег взаймы иначе как из восьми процентов в месяц, и то под верный залог (а у меня и залога не было), я бросил старательство и подался в промышленность. Другими словами, я поступил простым рабочим на обогатительную фабрику – за десять долларов в неделю плюс харчи».
***
Недолго продержался и Джек Лондон на Клондайке, куда он попал во время юконской золотой лихорадки 1897–1898 годов. Экспедиция была опасной и безумно дорогой. Тысячи долларов, которые выручила сестра писателя, заложив дом, едва хватило на снаряжение и дорогу (эти подробности мы знаем из беллетризованной биографии Лондона, написанной Ирвином Стоуном, «Моряк в седле», 1938). Путь до Доусона – палаточного городка с 5 тыс. жителей, был сам по себе чрезвычайно труден, а ведь каждый старатель должен был везти с собой еще около тонны груза. Примерно половина – это одежда и инструменты, другая – годовой запас продовольствия, без которого канадские пограничники не пускали в страну.
Джек Лондон в сборнике автобиографических рассказов «Смок Беллью» (1912) пишет, что индейцы-носильщики взвинтили цены за переноску тонны груза через перевал до места, где начинался 800-километровый водный путь, до 600 долларов (15 тыс. в современных ценах), а там лодочник запросил за сплав еще 400 (10 тыс.). Сам Лондон работал лодочником целое лето и заработал 75 тыс.