От звонка до звонка

В баню Родион пошел с удовольствием. Правда, пришлось немного задержаться. Надо было договориться с обслугой, чтобы те не отправляли его вещи на «прожарку». После дезинфекционной камеры его костюм должен был превратиться в печальное зрелище. Но Родион спас свою одежду – всего за две пачки сигарет. Хоть и козлы в обслуге заправляют, но курить им хочется как человекам.

После бани он получил матрац, комплект постельного и нательного белья. Дальше – мрачная процессия, для кого-то напоминающая похоронную. Длинными полутемными коридорами вертухаи повели его в камеру.

– Стоять! Лицом к стене!

Вот и остановка перед входом в хату. Звякнули ключи в замке, послышался скрип.

– Заходи!

Зайти в камеру не так-то просто. В одной руке «хабар», в другой матрац, свернутый жгутом. Родион с этой задачей справился. В камеру он зашел. Дверь за ним тут же закрылась. Он остался один на один с обитателями тюремной хаты.

Камера большая, просторная. И как ни странно, есть даже свободные места. Правда, в «подвальном» этаже – под шконками первого яруса.

Родион знал, что его определили в хату общего режима.

Так не должно было быть. Хотя бы потому, что в свое время он уже отмотал шестилетний срок. И его должны были отправить на строгий режим. Так было бы лучше. Потому что строгий режим – это бывалые люди, не понаслышке знакомые с понятиями тюремного быта. А в общих хатах, как правило, царит беспредел. Здесь в основном «первоходочники», среди которых немало отмороженных идиотов. Эти предпочитают жить по своим беспредельным законам.

Не успел Родион зайти, как к нему сразу устремился какой-то типчик с пухлыми щеками и маслеными глазками.

– Здравствуйте, – чуть ли не соловьем запел он. – Меня зовут Женя. Давайте знакомиться…

Он протянул Родиону руку.

– Женя – в каком роде, в мужском или женском? – сверкнул взглядом Родион.

Типчик сразу стушевался и живо слинял под нары.

Дешевый трюк, за который Родион мог заплатить большой ценой. Он знал случай, когда к одному новичку подошел такой вот «голубец» из петушиной стаи. Просто подошел и просто предложил сигарету. Новичок, на свою беду, не отказался и тем самым офоршмачился вдоль и поперек.

Спать он ложился в петушином углу. Такие вот жестокие здесь законы. А в «общей» хате эти законы еще и беспредельно жестокие.

Родион застыл посреди камеры как бронзовый монумент Петра Великого – только без коня и с вещами в руках. Ждать пришлось недолго. Откуда ни возьмись перед ним образовались четыре злобных рыла с жадными до поживы глазами.

– Пожрать чо есть? – спросил один.

Просто и прямо. Никаких предисловий. И вежливости ни на грамм. А зачем она нужна, если есть сила? А силы в этом грубияне порядком. Рослый, плечистый, руки длинные, тяжелые.

– И пожрать есть. И покурить. Только не для тебя. На всех не напасешься…

– Эй, ты чо, крутой? – опасливо покосился на него второй.

И этот далеко не хиляк.

– А ты не видишь?

– Видали мы крутых, – фыркнул третий. – Вона, под нарами парятся… Лена, Ира, подъем!

Из– под шконок, которые поближе к загороженному «дальняку», выбрались два крепких парня в красных майках. Забитые, затравленные. Нетрудно догадаться, кто это такие.

И женские имена говорили сами за себя.

И это были здесь не единственные представители петушиного племени. Из-под шконок на Родиона смотрело не меньше полудюжины таких же прибитых взглядов. Слишком много опущенных на одну камеру. Недопустимо много. Похоже, здесь царит полнейший беспредел.

– Зачем ты своих птичек выставил? – с презрительной насмешкой спросил Родион. – Это хата" или подиум?

– Подиум?! А может, и подиум, гы-гы!… Хочешь, мы и тебя фотомоделью сделаем?

– А разве есть за что?

– А разве нет?… Не нравишься ты мне. Вот что мне делать, если ты мне не нравишься?

Ситуация стремительно набирала мощные беспредельные обороты. И так же стремительно выходила из-под контроля.

Безбашенная отморозь видела в Родионе угрозу для своего сытого существования. И торопилась от него избавиться…

А может, это люди Кабальцева? А что, запросто. Этот мент поганый на все способен.

– Да ладно тебе, Груз, не грузи чувака. А то еще в штаны наделает, – осклабился самый мордастый отморозок.

В камере было человек тридцать, не меньше. Но никто даже не пытался подать голос в защиту Родиона. Сто пудов, эти «махновцы» держат в кулаке всю хату. Никто даже пикнуть не смеет. И куда только воры смотрят. Давно пора прижать к ногтю эту отмороженную свору. Или Кабальцев мешает?…

Снова Кабальцев? Снова беспредельные прессовщики…

– Не хочешь на подиум, чувак? – спросил самый авторитетный беспредельщик. – Тогда тебе прописка нужна…

– Какая прописка? – стараясь оставаться невозмутимым, возмутился Родион. – Я не первоход. Шесть лет за мной. По понятиям, прописка мне не требуется.

– А у нас свои понятия!

Заявление в высшей степени безответственное. Потому как заявитель не собирался за него отвечать. Сто пудов, башня у него разморозилась вместе с мозгами.

– Чабан прав, – кивнул лохмач по кличке Груз. – Хоть сто за тобой ходок, все равно прописывать будем… Облажаешься, под нары пойдешь.