— Леньку… повели… Руки назад… связанные… И немцы… и полицаи…
— Немцы?!
Снял Мишка скрипку с сучка; вертел ее в руках, не знал, куда деть. «За что же его? За взрыв? За часового? Подумали, что они…»
— Одного? — спросил он.
— Вроде…
— А у Ивиных не были?
— Да не… Галки же самой все нету дома. Дед Ива ходит там по двору, кашляет.
Мишка был уверен, что Галка в Зимниках, у Скибы. «Предупредить бы. деда Иву, может, вернется она ночью…»
Горка кашлянул в кулак, указывая глазами. По бурьянам пробирался Макар, его отец. Чертыхаясь, отряхивал папахой со штанов репьи.
— Эка, черт, липучая, как собака… Не отдерешь, Не здороваясь, спросил:
— Граете?
Со скрипки поднял глаза на тополь: будто век его не видал:
— Ишь, тополь… то и гляди, повалится, у самой кручи…
Потолкал рукой, пробуя, крепко ли стоит.
— Ты, Егор, ступай, побегай.
— Ноги казенные… бегать тебе?
— Эка ерш, — осерчал отец. — Ступай, тебе велено… Отходил Горка задом; возле качуринского спуска остановился. Глядел за речку, на Панский сад, а ухо наставил к тополю, — хотелось знать, что за дело у отца к Мишке. Догадывался: разговор будет о Леньке.
Насунул Макар до бровей папаху, начал с подходом:
— Тут, парень, дело какое… Небось слыхал, Леньку-то нашего… заграбали?
— Ну и что?
— Да оно ить… Дружки вы…
Макар уминал тощий, впалый живот, а по блуждающим глазам было видно, что он не знал, с какого бока приступить. Отмахнулся отчаянно: была не была.
— Думка такая, подсобить чем… Наведуть решку ему, как пить дать… Леньке. На руку скоры они. — Глянул Мишке в глаза предупредил: — Ты, парень, не подумай худого чего… Ай чужой он мне? Мать волосья на себе там рвет. Вызволить бы, а там… Сховаем куда-нибудь. На хутор отпровадим.
— За что его взяли?
— Ты будто и не знаешь…
Не спеша сворачивал цигарку, — самое главное высказал. Протянул кисет; удивился отказу.
— Не потребляешь?
Мишке было приятно, что дядька Макар не поверил, будто он не знает… Обрадовало и само предложение — освободить друга.
— И Ленька… тоже не курил, — дрогнувшим голосом сказал Макар. Прикурил, ни с того ни с сего, казалось, ударился в воспоминания: — Мы с батькой твоим парубковали… Беркутом. И повоевать довелось. Лихой рубака. Мой родитель, Ленькин дед вот, да и Егора, в коноводах при нем состоял…
Скрипуче закашлял, содрогаясь всем костлявым телом. Утер папахой глаза, осипшим голосом досказал:
— Давно не видал его… Глянуть бы…
— Немцев много в станице? — опросил Мишка, когда малость отдышался.
— Да оно ить… Десятка два солдатни одной. На машинах, с овчарками. Один важный, в очках, штаны с лампасами. И в крестах весь, как кобель в репьяхах. Наш в струнку перед ним, комендант. В нэкэвэдэвских домах остановились.
— Гестаповцы?
— Во, во, они самые. Жандармерия ихняя.
Макар тревожно и в то же время с надеждой заглянул Мишке в глаза.
— Ну, парень? Вместе были… дружки… Оказать подмогу какую вам… Скажем, с оружия что… Раздобуду. Полон амбар всякой всячины. Хочь возилку.
Как из-под земли вырос Горка.
— Немец… Переводчик. По-над яром вон… Макар заторопился:
— Решай. Я надбегу вскорости. Да, гляди, этой же ночью… Прогадать можем…
Нахлобучивая папаху, Макар проворно скрылся в садах. Горка прыгнул в яр.
За кустарником показалась высокая орластая фуражка. Мишка растерялся. Положил на бурьян скрипку, освобождая для чего-то руки. «Может, попросить… поможет?.. — влезла вдруг в голову мысль. Тут же отклонил ее: — Гм, хорош «помощник». Обозлился на себя и за эту нелепую мысль, и за внезапную дрожь в коленях. Всунул сжатые кулаки в карманы, попрочнее уперся ногами в землю.
Подходил Вальтер с едва заметной улыбкой — не скрывал, что шел к нему. Поздоровался почтительно, с поклоном, но руки не подал.
— Заходил к вам. Там бабушка… Говорит, ушел со скрипкой. Я подумал правильно…
Увидал на земле скрипку, поднял.
— Это нехорошо. Роса, отсыреет…
Провел смычком раз, другой. Проиграл что-то очень знакомое; не снимая скрипку с плеча, спросил:
— Не знаешь? А это?
Мелодия совсем неизвестная. Почувствовал Мишка стыд — не может утвердительно ответить и на этот раз. Вытащил руки из карманов; слушал, силясь уловить хоть что-нибудь знакомое.
— Мое… — пояснил Вальтер, опуская смычок. — Дома еще писал… Пробую… Я учился в академии. Война вот… Мать пианистка у меня. Ей так хотелось, чтобы я стал музыкантом. Не дождалась…
Видел Мишка, как пропадал румянец на его скулах, мокрели глаза. И у самого защемило внутри. Жалостлив он по своей натуре, не мог видеть крови и чужих слез. Отвернулся, провожая взглядом стаю ворон. Птицы давно обогнули сады, правясь к Панскому саду, а он все глядел, не покажутся ли они снова.
— Мама умерла моя, — продолжал Вальтер. — И рухнуло все… Как она ненавидела эти марши!.. Только после смерти ее отец забрал меня из академии и перевел к себе в военную школу. Сбылась его мечта-Мишка мрачно глядел на очистившийся от тумана плес; старался понять причину, побудившую Вальтера все это рассказывать ему. Зачем? Что кроется за этим? Хотя чувствовал: навряд ли тут подвох.