Отбой на заре. Эхо века джаза

– Я знаю, что нравлюсь вам, – быстро продолжил он. – Я даже как-то вообразил, что вы в меня немного влюблены, вы уж простите за такое предположение. Ну да ладно. Вы очень похожи на одну девушку, которая любила меня когдато, так что, вполне возможно, вы… – Он побагровел от смущения, но мужественно продолжал: – Так вот, вы мне безумно нравитесь, и что бы я ни чувствовал по отношению к Эмили, все это, если можно так сказать, уже улетучилось.

Ее сердце стучало так, что он должен был его слышать.

– Любезность, которую вы мне этим окажете, я вряд ли смогу переоценить, – продолжил он. – Господи, я знаю, что это звучит совершенно безумно, но что может быть безумнее, чем сегодняшний день? Понимаете, если вы выйдете за меня, в газетах появится совершенно другая история; они подумают, что Эмили сбежала, чтобы не стоять у нас на пути, и в дураках останется все-таки она.

На глазах Оливии показались слезы негодования.

– Я, конечно, понимаю, что это говорил ваш уязвленный эгоизм, но понимаете ли вы, что делаете мне оскорбительное предложение?

Его лицо осунулось.

– Прошу меня простить, – через некоторое время ответил он. – Понимаю, что с моей стороны было глупо даже думать об этом, но мужчина никогда не сможет смириться с потерей собственного достоинства из-за женского каприза. Я понимаю, что это невозможно. Прошу меня извинить.

Он встал и взял свою трость.

Он направился к двери, и сердце Оливии сжалось, а огромная неодолимая волна самосохранения накрыла ее, утопив и сомнения, и гордость. Его шаги уже звучали в холле.

– Бревурт! – окликнула она. Вскочила и побежала к двери. Он обернулся. – Бревурт, как называется газета – ну, та, куда ходил твой дядя?

– А что?

– Если я позвоню прямо сейчас, они успеют изменить статью. Я скажу им, что мы только что поженились!

III

Есть в Париже определенный круг высшего общества, который условно можно считать разношерстным продолжением американского «высшего света». Входящие в него люди привязаны сотнями нитей к родной земле, и все их развлечения, чудачества, взлеты и падения являются открытой книгой для всех их друзей и родственников в Саутгемптоне, Лэйк-Форест или Бэк-Бэй. Поэтому публика неизменно находилась в курсе всех предыдущих европейских похождений Эмили, следовавшей за переменчивой континентальной модой; но спустя месяц после несостоявшейся свадьбы, с того дня, когда она отплыла на пароходе из Нью-Йорка, она совершенно исчезла из виду. Были редкие письма отцу, иногда доносились слухи, что кто-то встречал ее в Каире, Константинополе или на безлюдной Ривьере – вот и все.

Год спустя мистер Кастлтон встретился с ней в Париже, но, как он рассказал Оливии, встреча вселила в него лишь беспокойство.

– Что-то с ней было такое… – никак не мог подобрать он слов, – ну, такое, будто она о чем-то таком своем все время думала, и мне этого было не понять. Она была очень любезна, но вела себя натянуто, словно автомат… Она и про тебя спросила.

Несмотря на солидное положение, о котором свидетельствовали трехмесячный ребенок и прекрасная квартира на Парк-авеню, Оливия почувствовала, как ее сердце подевичьи неуверенно дрогнуло.

– Что она сказала?

– Что очень рада за тебя и Бревурта. – А про себя добавил, не скрывая разочарования: «Еще бы, ведь тебе достался лучший жених Нью-Йорка, пусть и после того, как его бросила она…»

…В тот день, когда Оливии позвонил его секретарь и осведомился, не будут ли они так любезны нанести сегодня вечером визит мистеру Кастлтону, с той встречи миновало больше года. Приехав, они обнаружили, что старик в волнении меряет шагами библиотеку.

– Вот оно и случилось, – объявил он в ярости. – Люди никогда не стоят на месте; никто никогда не останавливается на достигнутом! В жизни всегда либо ползешь вверх, либо падаешь вниз. Эмили выбрала низ. Она уже где-то в районе дна. Вы когда-нибудь слыхали о человеке, которого мне описали как… – он заглянул в письмо, которое держал в руке, – «отпетого негодяя по имени Петрокобеско»? Сам он представляется как «принц Габриэль Петрокобеско», из ни пойми какого королевства, видимо. Письмо прислал Халлэм, мой представитель в Европе, и приложил вырезку из парижской газеты. Похоже, что этого джентльмена пригласили в полицию, где попросили немедленно покинуть Париж, и среди небольшой свиты, сопровождавшей его при отъезде, была одна американка по имени мисс Кастлтон, «по слухам, дочь миллионера». До станции процессию сопровождали жандармы. – Дрожащими руками он передал письмо и вырезку Бревурту Блэйру. – Что тут сказать? Вот до чего докатилась Эмили!

– Мало хорошего, – нахмурившись, сказал Бревурт.

– Это конец! Мне показалось, что с недавних пор ее счета стали больше обычного, но мне даже в голову не могло прийти, что она содержит…

– Возможно, это ошибка, – предположила Оливия. – Возможно, это какая-нибудь другая мисс Кастлтон.

– Нет, все верно, это Эмили. Халлэм изучил дело. Это действительно Эмили, которая когда-то побоялась нырнуть с головой в чистый омут нормальной жизни, а в результате плещется в сточной канаве.