Это была работа безобразных, завистливых девчонок! Эд Бемент, чувствовавший, что она находится совсем с ним рядом, и видевший в полумраке ее прекрасное, словно огонь, лицо, подумал: ну разве это прекрасное создание способно совершить хоть что-то, достойное осуждения?
Тихое и приятное место
Всю ту неделю она никак не могла решить, кто же она такая: леденец на палочке или «римская свеча»? В ее мечтах, суливших ничем не нарушаемый утренний сон в дни каникул, вновь и вновь раздавался долгий непрерывный шепот признаний «Я тебя люблю, я тебя люблю!» под аккомпанемент «паф-паф-паф» гоночного мотора без глушителя. Вечером она написала:
Лето, лето, лето – ласковое солнце равнин и приятный дождик. Лейк-Форест с тысячами зачарованных веранд, танцами на уличной площадке у клуба, и всегда рядом парни, похожие в своих новых автомобилях на кентавров. С востока ее забирала мать, и, когда они вместе вышли из здания вокзала «Гранд-Сентрал», симфония манящих перспектив стала звучать так громко, что Жозефина сдвинула брови и прищурилась, словно ей в лицо светило яркое солнце.
– А у нас появился просто замечательный план! – сказала мама.
– Что? Что такое, мама?
– Все поменялось. Расскажу, когда приедем в отель.
У Жозефины дрогнуло сердце – она вдруг уловила явный диссонанс.
– О чем ты? Разве мы не поедем в Лейк-Форест?
– Мы поедем в другое место, получше. – Веселый тон матери звучал тревожно. – Ничего не скажу, пока не приедем в отель!
Перед отъездом миссис Перри из Чикаго родители Жозефины приняли решение: основываясь на собственных наблюдениях и откровениях старшей сестры Констанции, мать с отцом сочли, что Жозефина чересчур хорошо освоилась в Лейк-Форест. За двадцать лет место изменилось: раньше летом здесь отдыхали лишь жители фешенебельной части Чикаго, а теперь все чаще слышались не столь известные фамилии детей из «новых» семей. Как и все матери, миссис Перри считала, что ее дочь легко поддается дурному влиянию, хотя не столь пристрастные наблюдатели из числа проживавших в окрестностях уже давно считали самым главным фактором морального разложения именно Жозефину. Неважно, была ли это профилактика или наказание, но Жозефину потряс сам факт, что этим летом семья Перри поедет в «тихое и приятное место».
– Мама, но ведь я не могу уехать на «Фермерский остров»! Я не…
– Папа считает…
– А почему бы вам не отправить меня в исправительную школу, раз уж я так ужасно себя веду? Или, может, вообще в тюрьму? Почему я должна ехать на отвратительную старую ферму, где вокруг одни деревенские недотепы, никаких развлечений, никаких друзей и подруг, кроме деревенских остолопов!
– Но, милая, там совсем не так, как ты говоришь! «Фермерский остров» ведь просто название! На самом деле имение твоей тетки – вовсе не ферма, а небольшой приятный курорт в глубинке Мичигана, где многие проводят лето. Там можно играть в теннис, можно плавать… И ловить рыбу!
– Рыбу? – скептически переспросила Жозефина. – Это ты называешь развлечением? – Она молча покачала головой, потому что у нее не было слов. – Меня ведь просто забудут, вот и все! Когда придет время моего дебюта в обществе, никто не будет знать, кто я такая. Все станут спрашивать: «Да кто эта Жозефина Перри, черт возьми? Никогда ее тут не видел. А, это какая-то деревенщина с жуткой старой фермы в Мичигане! Давайте не будем ее приглашать». И как раз тогда, когда все станут веселиться…