Аглая устала испытывать боль. Глупое выражение «умереть от тоски» обретало смысл. Ее душа уже была разорвана на миллионы кусочков, и только что Дамазы оторвал еще один. От его признания сердце сжалось, как умирающая звезда. Еще немного, и произойдет взрыв, который уничтожит ее. Сотрет с лица земли окончательно. И ничто не будет больше напоминать о ее существовании. Потому что… от нее ничего не останется. Лишь горем убитая мать, которая не знает, где ее дочь, да несколько десятков статей.
Она покачала головой и ударила Дамазы кулаком в твердую грудь:
— Из всех слов на свете ты выбрал именно те, которые причинят мне самую большую боль.
Он накрыл ладонью ее кулачок и ласково сжал.
— Тысячи лет оборотни охотились на ведьм. Тысячи… Я не думал, что стану первым, кто полюбит ведьму.
Сжатая до размера ореха звезда все-таки взорвалась. Уши заложило от шума крови. А перед глазами сияли искры. То ли крошечные пылинки, то ли новые звезды. А может песчинки — осколки ее самой. Он… он ее любит?
Каждая женщина желает услышать эти слова. Мечтает. Представляет мужчину, который их скажет. И волшебный момент, когда их услышит. Что может быть романтичнее? Старинная крепость. Сверкающие пылинки в воздухе, закручивающиеся вихрями вокруг Дамазы. Золотистый свет солнца, заглядывающий в окно. Старинные фолианты. Сказка… Ее личная сказка становилась реальностью прямо сейчас.
Но вот только все было неправильно. И как бы душа-предательница не радовалась этим словам и не толкала ее в объятия Дамазы, разум понимал: все неправда.
Кто бы знал, каких усилий требовалось, чтобы тихо прохрипеть:
— Ты ошибся. Ты любишь княжну. Но я — не она. Я всего лишь самозванка, примеряющая ее платья.
Дамазы угрожающе навис над ней. Изуродованное лицо исказилось в угрожающей гримасе.
— Неужели ты думаешь, что мне важен титул?!
— Тебе важно убивать и мучить.
— Ты даже понятия не имеешь, что творили ведьмы, пока мы их не остановили.
— И не желаю знать. С этой гадостью на лице или без нее, я ухожу. Пусти меня.
Аглае удалось вырваться из плена, но лишь на пару секунд. Дамазы схватил ее за руку и толкнул к двери, прижимая весом своего тела.
— Никуда ты отсюда не уйдешь, пока я не позволю!
— А тебе понравилось, как я посмотрю. — Аглая кивнула на его обезображенное лицо.
Дамазы пожал плечами:
— Тебе со мной жить всю оставшуюся жизнь и смотреть на это лицо. Если тебе нравятся мужчины со шрамами, — он улыбнулся печальной улыбкой, — то вот он я. Можешь делать все, что угодно.
— О-о-о, как щедро. А потом ты всем покажешь, что с тобой сотворила нехорошая ведьма. И, конечно, все будут рады и счастливы, что ты избавил Фьорир от такой жестокой твари.
— Нет, я просто буду говорить, что моя жена неудержима в постели и слишком ревнива. За один неосторожный взгляд я поплатился своим лицом. Так подходит?
Аглая уже не знала, что думать. Дамазы снова изменился. И говорил, что… она его любимая женщина. Жена. А еще жар и твердость его тела путали ее мысли. Она так и не научилась его ненавидеть. Хотелось довериться ему. Поверить. Расслабиться в крепких объятиях и прижаться в горячей груди. Слушать стук его сердца, дышать в одном ритме.
Аглая едва не застонала. Ей бы хоть сотую долю того характера, которым обладала Аглаида. Ненавидеть бы этого оборотня так же сильно. Он ведь и повод ей дал! Как можно испытывать к нему что-то помимо отвращения?! Как можно желать его объятий, прикосновений и горячего влажного дыхания на коже. Еще поцелуев. Как были в шатре. До того, что он натворил. Слушать бы его слова, тот тихий шепот, которым он шептал ей…
— Что ты мне тогда сказал?
— Когда?
— Перед тем, как к шатру кто-то подошел. Ты…
Голос внезапно охрип, и Аглая больше не чувствовала себя жертвой. Она ощущала себя сильной. Красивой, соблазнительной, сексуальной. Способной подчинить и покорить этого мужчину. Показать ему, что женщина тоже может быть сильной. Ему придется глубоко раскаяться в том, что сделал с ней.
— …Ты лизнул укус. Вот этот… — Она коснулась пальцем следов на шее. — Прижался ко мне. Вот так. — Аглая повернулась к Дамазы спиной и сама прижалась к его груди, потерлась попкой о жесткие бедра. — И потом что-то прошептал. Я хочу знать, что это были за слова.
Он ответил почти сразу. Уверенно. Но Аглая слышала, как участилось его дыхание. И в голосе появилось едва сдерживаемое звериное рычание. Теперь она могла его распознать.
— Я не помню.
Аглая снова повернулась к нему лицом. Бирюзовые глаза горели уже знакомым огнем.
— Мне не нужно обладать твоим хваленым волчьим нюхом, чтобы знать, что ты врешь.
Он сжал губы. Лицо покрылось розоватой коркой. Жуткие ожоги заживали прямо на глазах. Но кое-где проступали черные следы — остатки той странной краски, которой он был вымазан. И даже сейчас Дамазы выглядел невероятно. Хищник, вырвавшийся из капкана и продолжающий сопротивляться.
Аглая не удержалась: запустила пальцы в его распущенные волосы. Густые, прохладные, гладкие. Слегка завивающиеся на самых кончиках. Прикасаться к ним было одним удовольствием.
— Признайся, что говорил и, возможно, я… прощу тебя…