У нее было слишком мало опыта. Можно сказать, не было вообще. Но так хотелось, чтобы ему было хорошо.
Откуда в ней это? Аглая отбросила все мысли и слегка сжала пальцы вокруг его члена. Закусив губу от напряжения, повела ладонью вверх по грубой ткани. Потом вниз. Кажется, он становился еще больше и горячее. Слишком горячий.
Хриплое «Еще» подсказало, что она все делает правильно. Аглая немного осмелела. Ей хотелось услышать еще его стоны, рычание. Чтобы он забылся, перестал контролировать себя. Стал настоящим.
Новый толчок в ее ладонь. Резкий, сильный.
— Сильнее… Сжимайте…
Он открыл глаза. Бирюза сверкала и перетекала в Аглаю. Он удерживал ее взгляд, пока она училась его ласкать, узнавала, как ему нравится.
Скользнула ладонью вниз и слегка сжала основание, чувствуя, как он набух. Ей еще никогда так не хотелось увидеть мужской член, обхватить его пальцами. Губами…
Дамазы начал ритмично двигать бедрами, толкаясь в ее ладонь. А Аглая с жадностью обхватила ствол пальцами и гладила его, все быстрее. Иногда задерживаясь у навершия, сжимая.
Они не отводили взглядов. Пожирали глазами лица друг друга. На его коже выступила испарина.
— Мы все собрали! Тридцать! Княжна! Ваше Высочество, вы где?
Громкий крик заставил Аглаю отшатнуться. Господи, что она творит?! Совсем помешалась, дура.
Дамазы ее удержал. Он тяжело дышал. На лбу блестели крошечные капельки пота. На скулах появился едва заметный румянец.
Он наклонился к ней, обхватил губами мочку уха и сжал. Аглая с трудом подавила стон.
Горячий шепот овеял ухо и шею:
— Еще ни одна женщина не ревновала меня так сильно. Ни одна не натравливала на соперницу воронов.
Жар сменился леденящим холодом. Аглаю затрясло. По спине скатилась капля пота.
Зубы принца прикусили мочку:
— Но до вас у меня и не было ведьм…
Он отстранился. Глаза потемнели.
Аглая сглотнула вязкую слюну. Конец ее жизни наступал прямо сейчас. В темном лесу. От рук мужчины, который несколько секунд назад казался единственным во всей Вселенной.
Глава 10. Заклинания мертвой ведьмы
Я едва не кончил в руке ведьмы. Сходил с ума от прикосновений той, которую обязан убить.
И мне было плевать на то, что мы в лесу, что рядом две идиотки, что нас могут увидеть.
Мне было плевать даже на то, что она — лживая чародейская тварь.
Не было ничего. Только она. Мой мир, моя жизнь сосредоточились на ней одной. На ее горящем взгляде. На ее румянце. На ее приоткрытых губах и мягкой ладони.
Когда вместо того, чтобы свернуть ей шею, прижал к себе, я отрекся. От всего. От всего, что было до нее.
Зверь внутри уже начинал жить заново. Для него существовала новая богиня. Не Луна — Аглаида. Он принимал только ее запах. И собирался следовать лишь за ним.
Мое сердце хотело стучать в одном ритме с ее. Оно подстраивалось, причиняя почти ощутимую боль.
Я дышал в такт движениям ее руки. Подчиняясь каждому нежному поглаживанию. Она так невинно узнавала меня, несмело дотрагивалась. Боялась причинить боль? Никогда прежде подобного не делала?
Не мог об этом думать. Знал лишь одно: пожелай она поставить меня на колени, прикажи подчиниться ей, я бы сделал это.
Склонил бы перед ней голову и отдал секиру.
Если она когда-нибудь узнает о том, что я испытываю, я сам взойду на эшафот.
Охотник на ведьм обезумел от ведьмы. Палач готов отдать ей все свое оружие. Я больше не хотел воевать.
А моей единственной жертвой должна быть она. Княжна. Стоны, которые я теперь желал слышать, — ее удовольствие. Крики наслаждения. Ненасытные требования продолжать и никогда, ни на секунду не останавливаться.
Я сходил с ума. Прямо сейчас. Это было ужасно. Помешался на той, у которой молочно-белая кожа с розовым румянцем.
Не знаю, как удалось удержаться на краю этого безумия. Не провалиться в пропасть. Волк хотел овладеть самкой и пометить ее. Человек… Человек вообще не думал ни о чем, кроме того, каково в ней.
Вдвоем со зверем мы пытались обуздать жажду к этой женщине.
Легонько оттолкнул ее, понимая, что не выдержу больше. Аромат ее возбужденного тела был паутиной. Опутал меня с ног до головы. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ее аромат теперь был повсюду, и я, как нищий, получивший монету, пытался его сохранить. Не дышать. Не позволять прохладному речному воздуху проникнуть в легкие.
В ее глазах отразилось столько всего. Грудь резануло болью, как будто ребра разрубили палашом. Она смотрела на меня так, будто я ее предал.
А я и ощущал себя предателем. Потому что ради нее уже отрекся от всего, что было дорого в жизни. От всего, что знал. Что было для меня свято.
Я всерьез думал, как скрыть ее силу от остальных. Как утаить ее чародейскую сущность от своего клана. От Балаха. Ото всех.
А ее глаза продолжали выворачивать душу наизнанку. Видел, что она пытается взять себя в руки, спрятать эмоции. Но чуял запах ее страха. И… обреченности. Она пахла грустью. Печалью. Тонкий едва уловимый оттенок, но для меня невыразимо прекрасный, как и любой ее запах. Кажется, что между ребер проходит тонкая спица. Остро, больно, неумолимо.