Она была горячей скользкой и узкой настолько, что пальцем я чувствовал пульсацию стеночек, продолжая языком ласкать выше. Я впервые видел, чтобы ВОТ ТАК остро, вот так честно, без притворства и наигранных стонов получала удовольствие женщина! И это было непередаваемо… гораздо приятнее, чем если бы только я один…
И понял сам, чего так хочу от нее добиться, когда она позвала хрипло:
— Давид, иди ко мне!
«Я и так с тобой» — хотелось сказать, но я не мог, я и сам, как она только что — дрожал и постанывал, когда наконец-то, послушный ее рукам, приподнялся и одним быстрым движением вошел в сокращающуюся плоть…
И, может быть, подобное было со мной сотни раз в жизни, но так никогда! Мне всё казалось другим — никто, как Регина, не покусывал мое плечо, стараясь сдержать собственные стоны. Никто так не сжимал ноги, стараясь притянуть еще ближе, ближе, чем это было возможно. Никто так страстно не впивался ногтями в спину, сладкой болью только усиливая мое невозможное удовольствие.
… — Никогда так не было. Ничего подобного ни с кем… Ты мне веришь?
— Ни капельки! — отвечает со смехом, значит, я все говорю и делаю правильно!
— Дурочка, — ворчу обиженно. — Я никогда не вру!
— Мне нужно кое-что тебе рассказать…
— Я знаю. Не хочу, — ничего не хочу слышать об этих предателях.
— Не хочешь? — удивленный тон тут же сменяется непривычно игривым. — А чего хочешь?
— Повторить еще пару раз то, что мы делали только что, конечно! А, может, и больше, чем пару! Хочу, чтобы всегда так было. Чтобы ты всегда такая была со мной — страстная, отзывчивая, нежная, дикая…
Смущенно перебивает, не давая высказать все, что я хотел:
— Просто я очень испугалась, а потом безумно обрадовалась, что это — ты…
— Значит, мне нужно всего лишь напугать, а потом обрадовать… запомню на будущее…
И я снова целую, снова ласкаю, снова тянусь к ней всем телом. Всей душой.
57. Пророк.
— Сюда нужно будет поставить нормальную кровать, — говорю специально, чтобы отвлечься, не думать, а самое главное, не чувствовать, как прогнувшаяся под нашим с Миланой общим весом, металлическая сетка толкает нас друг к другу.
— А мне эта очень нравится, — она смеётся снова, она радуется всему, что с ней происходит — новым знакомствам, этой отдельной комнате, этой скрипучей койке. — А еще мне очень нравится, как ты ворчишь…
— Моя солнечная девочка, тебе везде хорошо, да? С тобой, — я добавляю то, что точно отражает мое внутреннее состояние. — С тобой везде хорошо.
— Мне хорошо только там, где есть ты, — она, сумасшедшая, целует меня в уголок рта, не понимая, видимо, что я и без этого реагирую на ее близость очень и очень остро, что я, даже не прикасайся она ко мне, не смогу сегодня заснуть от возбуждения. Я «вижу» какая она сейчас — даже физическая боль не может уменьшить ее сияние, не может погасить ее ослепительную ауру, в свете которой, я просто купаюсь, напитываясь силой и теплом. Я отдыхаю с ней рядом и душой и телом. Да, телом… тут я погорячился. Мог бы, но ведь ранение — это не шутки, каждое неосторожное движение причиняет боль! Но я снова недооцениваю своих близких, в том числе Рыжую, потому что Милана добавляет, улыбаясь. — Зоя сделала мне укольчик, так что почти не больно. И кое-что рассказала из своего опыта… в подробностях. Хочешь, покажу?
По тону, по сбившемуся дыханию Миланы понимаю, что именно она собирается показать. И вопреки здравому смыслу, не могу не согласиться! И только торопливые шаги по коридору, замирающие рядом с нашей дверью, заставляют разочарованно вздохнуть и подняться со своего места. Еще не услышав стука в дверь, я «вижу», что что-то случилось. Обычно пришедшего я впускаю в комнату. Но не сегодня. Сегодня я не хочу, чтобы рассматривали, смущали, тревожили мою солнечную девочку, поэтому, накинув на голые плечи рубашку (хорошо хоть брюки не снял), я выхожу в коридор сам.
— Давид? — не могу сдержать насмешливых ноток в голосе. — Я думал ты сегодня уже… хм, не освободишься!
— Я бы и не освободился. Ни сегодня, ни завтра. Если бы мог. Но у нас проблема, Пророк. И серьезная. И, прости конечно, но ТЫ тоже срочно должен освободиться. Я к Антону, а ты собирайся, — и уже развернувшись, чтобы уйти, добавляет. — И пусть Милана замкнется, ей бы ещё охрану… точно, сейчас Стрелка пришлю. До его прихода сам никуда не уходи и никому не открывай.
Я еще несколько секунд ошарашенно смотрю в его удаляющуюся спину, не понимая, к чему такие предосторожности — Лёха Стрелок уже много лет не стоял в охране и ночных дежурствах в силу своего положения — у нас есть для этого сотни молодых парней! Да и почему я должен замыкаться — территория завода охраняется так хорошо, что и мышь на нее незамеченной проникнуть не сможет!
Но делаю все-таки так, как мне сказано, про себя ухмыляясь — Давид мной командует!
— Что случилось, Женя?
Как же ласково у нее это получается! Как же звучит мое имя, непривычное, забытое, доступное единицам в моем окружении, в ее устах — до дрожи, до сладостного спазма в районе сердца!