Но тут в сознание ворвался крик Авроры:
— Отпусти, я кому сказала! Не смей ко мне прикасаться! — она вырвалась из захвата, занырнув под ногами у Димы, и поехала на пятой точке к ограждению.
— В другой раз, — сказала мужу, выходя за пределы катка и надевая на коньки протянутые какой-то женщиной чехлы.
Аврора уже добралась до бортика, но там двери не было.
— Как ты? — спросила, облокотившись о поручень.
— Ненавижу! — ответила Аврора.
Я бросила взгляд на Диму. Он провожал подругу грустным взглядом.
Но вот Аврора с моей помощью встала и начала перелезать через ограждение.
А Дима тряхнул головой, будто смахивая маску, ухмыльнулся, подхватил под локоть проезжающую мимо Свету и поехал кататься дальше.
Мне кажется или он переигрывает?
Аврора искренне плакала в женской раздевалке, лежа на моих коленях. Я гладила ее волосы, стараясь хоть как-то поддержать подругу.
— Я больше не могу, Маш.
— Ты ведь не можешь развестись.
— Это все фарс, а значит, можно и развод оформить. Всего-то в базу влезть, как недавно это делали. Я лучше вернусь домой.
— И что же, выйдешь замуж за того, кого покажет компьютер? Так вышла ж уже. А будет еще хуже, за робота выйдешь. Ты ведь помнишь, какие люди… А сейчас мы еще и высший статус имеем. Будет отморозок, типа мэра или его сыночка. Все уже произошло, Рори, поздно дергаться! — пыталась я переубедить ее.
Я понимала, что во власти принцев все изменить, аннулировать этот брак. Да даже можно заставить человека существовать, стерев все данные о нем из базы. Не об этом ли говорил мэр, когда говорил, что опять приходится за высшими подчищать или что-то в этом духе. И я, честно, боялась за подругу.
Вообще, если так поглядеть, то кто счастлив? Клоны не способны чувствовать, не все способны. За этот месяц я вблизи насмотрелась на многое. Людям было все равно, что с ними будет. Врач им выписывал лекарство, рекомендации, которым клоны следовали. Ни нотки протеста, ни искорки познания в глазах. А зачем? А что лекарство делает? А какие побочные эффекты имеются? А какой у него срок годности? И это так, навскидку.
Что у вас болит? Горло? Откройте рот… Ага, горло раздражено. Купите вот эти лекарства и полощите ими рот три раза в день, а также пастилки. Молча идут и выполняют рекомендации. Аптека просто обогащается. Точнее, не аптека, а фармацевтические компании, производящие эти лекарства.
Нас — клонов — не волновала цена вопроса. Но я помнила, что лучше не болеть, так как это новые кредиты, чтобы расплатиться, ведь потом есть будет просто нечего. Лишняя работа, еще минус пара часов от сна. Время на детей? Его не было.
Можно не разговаривать мужу с женой после работы. Она просто придет домой, закинет готовиться кашу, и стоит моет посуду час-полтора-два, если до нее никто этого не сделал. На завтра нет еды? Поставит варить, минус еще время от сна. Я старалась помогать по дому, освобождаясь после школы, и лишь сделав все дела, бежала в библиотеку. Но было время до старших классов, когда я просто слонялась по знакомым улочкам, ища хоть что-то интересное, забиралась с маленькими мальчишками в опасные места… Лет до девяти они еще познавали мир, задавали вопросы, изучали опасные места, вход куда был запрещен. И однажды мы забрались на стройку, лазали по этажам, лестницы еще и не установлены были, и тут пятилетний малыш сорвался вниз со второго этажа.
Все убежали. А я не знала, что делать. Ведь если узнают, нам не поздоровится. Его не должны были найти здесь. Не должны были найти нас. Но и его бросить вот так, не оказав помощи, я не смогла.
Помню, как попыталась поднять его на руки, ощутила липкую жидкость. Вытащила руку — она была вся в крови. Я сорвала грязную пленку со стены, положила туда еще дышащего мальчишку и понесла в больницу. Оставила его на пороге больницы, а сама бегом обратно на стройку. Набрала в найденное на помойке ржавое ведро воды, вытащила из мусорного контейнера рваную тряпку и пошла по улице убирать кровь. Уже начало светать, когда я вытирала большое коричневое пятно на стройке. Но ничего не помогало. От усталости у меня болели руки. Тогда накидала какой-то сухой смеси и заливать водой. А потом бегом домой, в душ.
На утро к нам приходил полицейский, спрашивал про того малыша и не живет ли у нас мальчик лет девяти. Костя тогда сказал, что у нас лишь девочка есть. Полицейский ушел.
А я потом тайком сжигала драные мальчишечьи лохмотья и кепку, скрывающую длинные волосы, в которые всегда переодевалась, идя гулять с мальчишками.
Мне хотелось узнать, что случилось с тем малышом, но я больше не пришла на встречу с ребятами, больше не надела на себя то рванье.