— Простите?! — Я обернулась к говорившему. — А с каких пор в Грене появился закон о съедении ораторов, подвергшихся панике?
— С этих. — Наг в длиннохвостом сюртуке с широкими рукавами и штанах-шароварах стоял на своих двоих в десятке шагов от меня и держал раскрытый свиток с доброй волей короля, которую мы должны были озвучить, но обронили, сбегая в кусты. Судя по выражению лица, с волей наг ознакомился, остался недоволен, о чем и сообщил коротким: — Несите чаны.
— На вашем месте я бы не торопилась.
— Чаны и ножи.
— О Великие пращуры! — отозвались кусты испуганным голосом блондинки. Далее послышался треск веток и тихое «бух». Надеюсь, она упала в обморок, а не со скалы.
В любом случае я осталась одна, тет-а-тет с толпой нагов и боязнью высоты, которая сдавала позиции перед страхом быть съеденной. Понятия не имею, что написано в свитке, но если леди N вновь ступила на тропу войны, то хорошего не жди. Основываясь на этом предположении, я сказала первое, что пришло на ум:
— Послание зашифровано. Отдайте бумагу.
Я не надеялась, что он мне сразу ее отдаст, но, даже зная об этом, слышать мерзкий хохот было нерадостно. К веселью одного незамедлительно присоединились остальные, над площадкой разразился дружный гогот. И даже наги, притащившие огромные чаны и ножи, позволили себе пару смешков, прежде чем водрузили посудины на трибуну. Надо сказать им спасибо, от одного лишь вида этих громадин мои мозги заработали быстрее.
— В подтверждение шифровки могу процитировать первую строчку, — громко произнесла я, кристалл для усиления голоса отразил мои слова, и они не только разнеслись над утесом, они прогремели. — Там написано: «В день света первозданной звезды я, Овернон Грен Аравски, объявляю этот документ действительным…»
— Да что ты говориш-ш-шь?! А разве это не стандартная формулировка для всех внеш-ш-шних документов? — спросил презренный наг, моментально раскусив мою уловку.
— Не для всех. — Я сосредоточила взгляд на лице оппонента, раскосых глазах с тонким змеиным зрачком, скулах, посеребренных чешуей, и странно дергающемся плоском носе. Приказав себе в срочном порядке вспомнить все известное о ползучих хвостатых, я углубилась в пространную речь о сложнейших шифровках, познать которые могут лишь избранные. Что недалеко от правды.
Когда Диз в те далекие юные годы привел меня в группу «грифят», он взялся за скоростное обучение новичка и заставил меня запомнить основы их личной шифровки. Это на тот случай, если мне на практике пальцы перебьют, и я уже ничего тайно «рассказать» на языке пальцев не смогу… Аргумент был веским, я зубрила, как могла, и не удивлялась, что моим листом дешифровки стал первый лист стандартизированного королевского указа. И хотя со временем формулировки в документе изменились, некоторые его пункты до сих пор засоряли мою память.
— К слову о наказании, там идет совсем о другом речь, — заявила присутствующим и сделала судорожный вдох, прежде чем процитировать: — Подписав указ, что имеют честь зачитать обозначенные герцогини на собрании великих мужей, под присмотром контролирующего, — тут я сделала паузу, чтобы посмотреть на этот самый «контроль». Нет сомнений, все еще двуногий в шароварах был именно им.
Наг уже не смеялся, но ни взгляд его, ни тем более трепещущие ноздри не спешили меня обнадеживать. Он все еще пребывал в ярости, источник которой я не могла определить. Неужели обиделся на девушку за приступ слабости в кустах?
Но, не позволяя себе надолго задуматься, продолжила:
— Его Величество в своем королевском Совете по международным делам указал и указывает, что если публичное выступление, произведенное на горном плато…
— Скале Предков, — подсказал кто-то из все еще смеющейся толпы.
— …на скале Предков, — быстро исправилась я, — окажется недостойным и несогласным с регламентом слушающей стороны, то имена выступающих будут выставлены на столбе в девять наговских хвостов высотой с надписью, содержащей имя и род выступающих, совершивших проступок.
В сравнении с нарезкой и обжаркой в оккультных чанах с черепами на боках это наказание показалось мне приемлемым, пока доброжелатели не подсказали:
— Этот столб с железным ошейником, именуемый позорным, должен быть для этой цели установлен стараниями провинившихся.
Представила себе процесс, поняла, что загнусь под весом «позора», и поежилась, отчего последующие мои слова прозвучали не так заученно и красиво:
— В случае повторения поступка провинившиеся подвергнутся прилюдному… принажьему… всенародному, — наконец-то совладала с мыслью, — осмеянию и конфискации личного имущества стоимостью в пять тысяч наргатов.
— Все верно говорит, — похвалили меня неравнодушные.
Невольно подсчитала, что за эти деньги, в пересчет на золотые, я купила участок в Выжженной степи и что мне совсем не хочется расставаться с садом. От набежавших мыслей стало грустно, затем тревожно, так что я нетвердым голосом произнесла окончание предпоследнего абзаца:
— В случае повторения в третий раз они должны быть арестованы и прикованы железным ошейником к позорному столбу сами. До утра.