Кто это у меня дома раскричался? И с каких пор матрац у меня жесткий и колючий, будто сеном набитый? И почему вокруг такое шуршание?
— Подъем! — голос недовольный, смутно знакомый… Женщина-кошка с рогами!
Распахиваю глаза: каменный зал слабо освещен падающим в окна-бойницы светом, множество девушек поднимаются с расстеленных на полу тюфяков, спешно натягивают разномастную одежду: мантии, старомодные платья, облегающие комбинезоны, шорты с майками.
Рогатая женщина-кошка стоит у дверей и снова рявкает:
— Мясо, встать, а то скормлю Безымянному!
Она щелкает кнутом. Ближние к ней девушки испуганно отступают.
И почему я вчера ночью решила заботиться о фигуре? Сварила бы пельмешек, залила майонезом, и сейчас спала бы дома. В животе жалобно урчит.
Тоже поднимаюсь: под такие вопли спать невозможно. Ноги прижигает холод каменного пола. Надо было босоножки на ремешках надеть, а не шлепки.
— Еще одной пробежки я не выдержу, — жалуется рыженькая девушка своей соседке.
— Потерпи, сама знаешь, лучше делать, что говорят, — отвечает та и гладит ее по растрепанным волосам.
Похоже, они тут давно.
— Завтрак когда дают? — интересуюсь я.
Женщина-кошка оглядывается, хотя вроде не должна меня услышать с такого расстояния. Девушки смотрят на меня во все глаза, будто я спрашиваю что-то невероятное. Ну, возможно, мне стоило спросить, что тут происходит, поистерить из-за существования магии и похищения, но этим можно и после завтрака заняться, когда силенок от еды прибавится. Я оборачиваюсь к смугленьким девушкам с другой стороны, и те «радуют»:
— Обычно кормят после часовой пробежки.
— На выход, — женщина-кошка первая покидает каменный зал, и остальные тянутся за ней.
Из этого зала мы попадаем в такой же темный большой зал с П-образным столом посередине. Из двери напротив движется колонна парней со вчерашним демоном во главе. Они первыми добираются до выхода справа, и нам приходится подождать.
— Могли бы и пропустить девушек вперед, — полушепотом замечаю я, переминаясь с ноги на ногу — пол холодный просто жуть!
— Мужчины идут впереди, чтобы принять первый удар на себя, — громко произносит женщина-кошка, и волосы на ее рогатой голове топорщатся, а одно ухо разворачивается ко мне.
Ну, если с такой стороны посмотреть, то пусть идут первыми.
Наконец наша небольшая колонна продолжает путь, и через минуту я выхожу на знакомое щербатое крыльцо. Так бы и стояла на нем, наслаждаясь теплом согретого солнцем камня, но девушки выстраиваются в три шеренги справа, и мне надо идти к ним. Я быстро пересчитываю, их — двадцать семь. Слева — двадцать четыре парня тоже в трех шеренгах. И все одеты так, словно попали сюда из разного времени: кто из глубокой древности, а кто из будущего.
Я присоединяюсь к «короткому» ряду потрепанных девчонок. Земля тоже теплая, так что стоять нормально. Оглядываю двухэтажный каменный замок — простой, квадратный, с техническими пристройками без окон по бокам — просто суровое средневековье. И стены высокие, такие не перелезешь. Женщина-кошка проходит перед нами:
— Построиться в одну линию. Сейчас вас будут делить на группы. Как только целительница вас оценит, подходите ко мне, полученные ленты повязываете на правую руку и затем встаете в группы согласно цвету.
К ней из замка выбегает босая чумазая девчушка с охапкой ярких лент: белых, желтых, алых. Пока мы выстраиваемся в один ряд, другая девчонка несет голубые и зеленые ленты демону.
А еще из замка выходит, опираясь на клюку, старая демонесса с темными, будто покрытыми патиной, рогами. Она довольно бодро доходит до первой в строю девушки и пристально ее оглядывает.
— Категория «А».
Девушка робко идет к женщине-кошке, а демонесса уже следующую оценивает:
— Бесплодна.
— «А», — говорит третьей, а четвертой:
— Слаба здоровьем, венерические болезни.
От девушки сразу отодвигаются, старуха-демонесса продолжает путь:
— «А».
— «А».
— Генетические болезни.
— Беременна. Два в одном, — старуха-демонесса довольно ухмыляется рыженькой девушке, жаловавшейся на невыносимые пробежки. — Здорова.
И так старушка движется, в минуту расставляя диагнозы.
Девушкам категории «А» вручают алые ленты, бесплодным и больным — желтые. Трем беременным — белые. Передо мной старая демонесса останавливается надолго, пристально всматривается фиолетовыми глазами, щурится, принюхивается. У меня уже сердце стынет:
— Что со мной не так? Я умираю?
— Вроде нет. «А», — выносит вердикт старуха, и у меня от облегчения чуть ноги не подкашиваются: ну зачем было так пугать?!
Кошка тоже на меня долго и пристально смотрит, не отдавая ленту. Не хочет? Что ей не понравилось-то? За мной уже очередь собирается. Наконец она вытаскивает из охапки лент алую и протягивает мне.
Отхожу к остальным ашкам, наматываю ленту на правую руку. Нас больше всех получается — пятнадцать, но и больных десять.
После нас старуха-демонесса проходится по парням, их тоже делят на обширную категорию «А» — пятнадцать зеленых лент, и больных-бесплодных с генетическими отклонениями — девять голубых лент.