— Нет! — Булка метнулась вперед и ухватила его за рукав. Обвела остальных отчаянным взглядом. — Пожалуйста! Вы же… вы же сами сказали, что это рискованно. Эти торгаши… они ведь могут вам ничего не заплатить, а просто прогонят! Без денег! Давайте… давайте просто убежим!
— Вот же долбанутая! — глядя на нее с брезгливым сожалением, прищелкнул языком Пыря.
— Мы — отбросы. Видела, что на вывеске приюта написано? Для «безнадежно порочных». — криво усмехнулся Мартин. — Если отброс сбегает, его считают не поддающимся воспитанию и исправлению. Пойманному беглому отбросу полагается сто ударов кнутом, и если выживет — бессрочная каторга.
— Это если поймают! — в отчаянии вскричала Булка, удерживая Пырю уже двумя руками. — Вы просто как следует спрячетесь…
— Да не хочу я, чтоб меня ловили! — возмутился тот, отцепляя от своего локтя ее пальцы. — И прятаться тоже не хочу! Я хочу выкупиться у мадам Гонории, заплатить взнос в гильдию, поступить в лавку, и стать почтенным торговцем. А не ныкаться всю жизнь по углам и на улицу только по ночам выходить, чтоб стражи не загребли! А Чуч? Он, может, и вовсе в офицеры выбьется, а тут — хрясь! Как когтями Крадущейся по морде, какой-нибудь старый знакомец! «А не вы ли беглый отброс?» И пожалуйте под кнут заместо офицерства!
— Но он ведь все равно не выбьется! И ты тоже! Так какая вам разница? — пронзительно закричала Булка.
— Что? Да как ты… Ты чего несешь! — зашипела Крыска, совершенно по-крысиному скалясь. — Чуч самый храбрый, сильный и… он чего угодно добьется! И Пыря тоже! И я! Про Мартина уж не говорю!
— Но вы все равно отбросы. — вдруг совершенно равнодушно бросила Булка, садясь обратно на устилающие пол тряпки. В комнате после ее слов воцарилось яростное, звенящее молчание. Казалось, любое слово, да что там — движение, и четверо остальных кинуться на девчонку. Не бить, нет. Убивать. Она подняла бестрепетный взгляд и усмехнулась криво и зло, точно также, как порой мгновений назад усмехался Мартин. — Вы такие наивные! Ну понятно, ничего, кроме своих трущоб… и таких же трущобных крыс не видели, вот и думаете, что деньги все решают. Не знаю, чего хочешь ты… — она пренебрежительно скривилась в сторону Мартина. — А вот твои друзья… — она повернулась к Пыре и оскалилась не хуже Крыски. — Даже если ты найдешь денег на ученический взнос, учить тебя все равно не станут. Какой клиент захочет, чтоб его обслуживал отброс? Скорее всего, обвинят в краже, чтоб ученический взнос не возвращать. Так что каторга тебя ждет хоть так, хоть эдак. С тобой… — она повернулась к Крыске. — С тобой тоже самое: уж не знаю, куда ты там мечтаешь — в булочницы, или в модистки. Только рано или поздно от тебя избавятся и попадешь ты в бордель, которого так боишься! Ты… — теперь ее внимания удостоился Чуч. — Ты ведь собрался поступать в армию по чужим бумагам, верно?
— Я же просил вас не болтать! — сквозь зубы процедил Мартин.
— Они не болтали. Просто я — благородная сьёретта, нас учат слушать и делать выводы. Слово тут, намек там… — Булка очень постаралась улыбнуться именно так, как мама улыбалась особенно неприятным гостям. — Даже если тебя не разоблачат и не запорют за подлог — офицером тебе все равно не стать. Офицерами могут быть только благородные сьеры, окончившие военную Академию. В крайнем случае, за подвиг, низшим офицерским званием могут наградить выходцев из торгового сословия — но для этого надо по меньшей мере спасти короля! А если короля спасешь ты… тебе самое большее, бросят кошелек. И отправят обратно в казармы, где ты свою награду и пропьешь с другими приятелями-капралами. Потому что если ты отброс — ты навсегда останешься отбросом! — прокричала она, вскакивая и до побелевших пальцев стискивая кулаки.
— А ты? Ты — кто? — очень-очень тихо спросил Мартин. — Тебе все еще кажется, что ты благородная сьёретта? Ты такой же отброс, как и мы. Только знаешь — мы все-таки попробуем выкарабкаться! А ты сиди здесь с мадам Гонорией и жди, кто первый за тобой явится. Те, кто выбьет из тебя, что им там надо, кнутом. И будут в своем праве, потому что ты — отброс! Или те, кто тебя попросту убьет. И им тоже ничего за это не будет. Скажут, что отброска их обворовать пыталась, они ее проучить хотели, да перестарались. — процедил он, не отрывая взгляда от дрожащих ресниц девочки. Отвернулся, шумно выдохнул… И тихо скомандовал. — Всё, Пыря, иди…
— Наконец-то… — проворчал тот. — А то такие страсти… вот прям, блаааародные как есть! — и направился к выходу, обогнув Булку по широкой дуге, будто боялся, что девочка снова попытается его задержать.
Он натянул на себя найденную у старьевщика еще вполне приличную, подбитую шерстью куртку и с явным удовольствием огладил толстый рукав. Явно подражая Мартину, намотал теплый шарф — впервые и впрямь став похожим на пухлый пирожок. И вышел. Чтобы ровно через минуту влететь обратно, на бегу сдирая с себя куртку: