Отборный жених кн. 2

— Не жалейте золота, добрые овернцы! Вам — долгая память… о прекрасных глазах генерала Лерро… — Амелия хихикнула, увидев как Лерро прикрыл эти самые прекрасные глаза, явно сдерживая желание ее прибить. — А бедным сироткам — шанс на лучшую жизнь! Из нашего киоска всё до единого сентаво пойдут сиротам на обзаведение!

Я даже успела подумать, что наш киоск если не обгонит проценты Монро, то и отстанет не сильно… когда новый выкрик заставил всех позабыть о вовкуньих шкурах.

Глава 18. Герои площади

Крик был пронзительный, и с легкостью покрыл шум толпы — будто его обладательница наглоталась зелья, что мы армейским командирам продаем. Продавали… раньше…

— Врешь ты все! — верещала одетая в лохмотья деваха непонятных лет. Чтоб разобрать, молодая она или старая ее надо было сперва отмыть, а до этого еще вытряхнуть из вороха пестрых лохмотьев. Всклокоченная полуседая голова ее была повязана пестрым шарфом, наполовину закрывающим лицо. За девахой вприпрыжку следовали двое детей — тоже непонятно какого пола, не разберешь под слоем грязи и тряпок. Вокруг всей троицы витало такое густое застарелое зловонье, что в глаза слезились. Только что плотно сбитая толпа шарахнулась в стороны, и троица вальяжно проследовала по открывшемуся коридору.

Предводительница, лихо подбоченившись, встала перед прилавком:

— Ишь, бесстыжая, скачет, юбками трясет, даром, что сьёретта! — она неодобрительно поглядела на Амелию. — Слышь, бесстыжая! Ежели и правда сиротам на обзаведение собираете, так вот, на тебе! — она ухватила за плечи детей в лохмотьях и вытолкнул их вперед. — Самые что ни на есть сиротинушки! Вот и выдели им золотишка, что ли!

— Приданое сиротам будет выдаваться из собранных средств в организованном порядке. — строго сказала Анаис, но разбитная нищенка оказалась к гневу герцогессы устойчивей наемницы.

Она смачно сплюнула сквозь зубы — плевок угодил на прилавок, Анаис едва успела отпрянуть.

— Вот я и говорю — вранье! — снова заверещала нищенка, и теперь ее слышно было на другом конце площади. Голоса стихали, любопытный народ начал подтягиваться поближе. — Ничего мы не получим! До бедного люда вам, блааародным, и дела нет!

— А ведь верно говорит! — гаркнул вдруг мужской голос.

Голос показался мне знакомым, я торопливо обернулась… И увидела нагло лыбящегося наемника Топотуна из охранников Гэмми. Смотрел он на меня.

— Что сами девки по карманам не рассуют, на шпильки себе, да булавки, то Королевский Совет с попечителями растащат, а нам как всегда — шиш чащобный! — нищенка свернула пальцы в характерную фигуру. — Точно как с прошлогодним базаром, когда на лекарские зелья собирали! Уж как я молиииила! — кликушески взвыла она.

Знакомые интонации…

— Как просииила, когда доченька моя помиралаааа от горячки гнойной! Все порооооги оббила! В ногах валялась: дайте денег, дайте! Один пузырик, один пузыречек чащобного зелья — и доченька моя была бы живая! Так не дали, жадюги! И померла моя ясочка! — она вдруг бесстыдно задрала свои лохмотья, открывая привязанный прямиком к животу сверток, рванула завязки…

И положила прямиком на устилающие прилавок вовкуньи шкурки маленькое тельце мертвого младенца с посиневшим от гнойной горячки лицом.

В толпе раздались крики ужаса, какая-то дама, смертельно побледнев, обвисла на руках мужа. А главное — на нас со всех сторон глядели осуждающе, хотя ни одной из нас в прошлом году в столице не было!

— Это мальчик. — в наступившей тишине вдруг громко сказала Камилла.

— Что? — рявкнула нищенка, хищно оборачиваясь к Дезирон.

— Мальчик это. — не отрывая глаз от жалкого, ссохшегося тельца, сказала графиня. Голос ее был спокоен, на губах играла безупречно выверенная улыбка, но я видела, как побелели вцепившиеся в край прилавка пальцы. — А вовсе не дочка, как вы говорите. Да и не ваша, я полагаю. Или вы не знаете кто у вас: сын или дочь?

— А и что, что мальчик? Что, что не мой? — вдруг также тихо и очень страшно откликнулась нищенка. — Думаешь, ему помирать-то не больно было? Не страшно? Думаешь, мать его не бегала? Не просила? В ногах у сьеров попечителей валялась, да только все гнали ее прочь! Не то что совернов золотых — сентаво медных пожалели!

— А теперь ты забрала у нее тело ее ребенка, чтоб на нем нажиться. Падальщица! — решительно отрезала Камилла.

— Слышали? Слышали, люди добрые! — потрясая кулаками, повернулась к толпе нищенка. — Что угодно придумают, чтоб все золотишко себе заграбастать! Да мы для них вовсе — не люди! Ну так и они для нас — кровопийцы хуже тварей пустошных! Бей их! — зажмурив глаза и вытянув шею, заверещала она так пронзительно, что эхо ее крика заметалось над толпой на площади, пронеслось над аллеей вглубь дворцового парка, вернулось обратно и усвистело в городские проулки.

Я поняла, что она и правда наглоталась «командирского зелья». Только оно на такие выкрутасы с голосом способно.