Отбросы

Не поняв слово или смысл фразы, он переспрашивает, пополняет объём своих словарей, и даже зная, когда и куда его при этом посылают, не обижается, так как своими эмоциями пока не обзавёлся.

За много лет работы мы научили Его различать смысловые оттенки матерной речи, и воровского слэнга, так что теперь он понимает немногословное фырканье отдельных товарищей и может переводить малоинтеллектуальную и специфическую речь всех членов нашего странного экипажа.

Мало того, когда на станции появились дети, Он начал учить их разговаривать и вместе с ними учился понимать лопотание малыша. Не сам, конечно, за этим стояли всё те же фанатики. Но это уже было значительно позже.

И всё же наибольшая польза от моего присутствия была, разумеется, не в этом. Будучи начальником высокого ранга, я поневоле оказался допущен к высшим секретам.

Уровень доступа к служебным тайнам на станции очень различен. Первый — это уровень общения всех лиц, включая жителей камер. Второй — только для всего обслуживающего персонала. Третий для специалистов и руководителей с одной нашивкой. Четвертый — для высшего руководства с двумя нашивками. Пятый — для начальника станции и начальника охраны с тремя нашивками.

Любопытные программисты быстро поняли, что есть еще шестой уровень — командный состав наземной службы. И седьмой. Кому он подчинялся, они так тогда в точности и не разгадали, но было ясно, что нити ведут к самым высоким кругам секретных служб правительств каких-то государств.

И оба эти уровня были ужасно засекречены, запрятаны, завуалированы, замаскированы, и несли в себе заряд смертельной опасности для тех, кто мог к ним прикоснуться.

Наступил момент, когда доверие к моей персоне превысило уровень осторожности и однажды, в беседе с программистами на тему о расстановке голограммных экранов, я получил записку с таким примерно содержанием:

"Читайте молча. Нам нужен откровенный и очень интимный разговор о Первом. Организуйте встречу. Продолжайте беседу. Расслабьтесь и не выдайте себя волнением, иначе Он узнает. Это очень важно. Потом стряхните экран. Поль"

Кажется я все же выдал себя волнением, потому что позже получил рекомендацию измерять давление в течение месяца и снять кардиограмму. Дело в том, что на станции не принято писать записки, зачем, если всегда к услугам есть мощный офис с принтерами и лазерными экранами. Так что уже способ вызова шокировал.

Правда, записка была сделана на статическом жидкокристаллическом экране, оказывается, программистам разрешили иметь такие вместо бумаги и карандашей, которые здесь запрещены. При встряхивании запись очищалась.

Надо меня правильно понять.

Дело даже не в том, что по жизни я "разумный трус", а в том, что в то время начальство постоянно проверяло нас на вшивость, то есть на готовность при нападении дать отпор любому врагу, а вероятность проникновения на станцию людей, желающих захватить её, конечно же была, достаточно было мафии любой страны пронюхать про летающую тюрьму и купить пару космолётов.

Неудивительно, что слово "бдительность" звучало в этих отсеках очень часто. Игра в шпионов шла с большим размахом! Как и положено в армии.

Регулярно проходили занятия с персоналом, прилетали комиссии с проверками, на станцию периодически запускались "жучки" — подсадные проверяющие, которые временно направлялись в качестве персонала или ученых и "допускали" себе отклонения в поведении, которые мы должны были быстро выявить и наши доморощенные Пинкертоны ловили "гадов"! Правда, за это гладили по головке и давали премии.

Все бытовые разговоры, в том числе и всего командного состава записывались через Спрута и где-то, как-то и кем-то прослушивались и трепарировались. Мало того, записывались все данные о состоянии человека, о месте его нахождения, о его собеседниках и всё остальное, что могло пригодиться в фискальной работе.

Всё это я знал хорошо. Честно говоря, меня мало трогало такое трепетное отношение, я всю жизнь прожил в подобных условиях в закрытом городе и на военных объектах и уверен, что когда человек не врёт, ему нечего скрывать и давление просто так не подскакивает.

Поль, как мне говорили был одним из лучших в своём хакерском деле, и работал научником, то есть не состоял в штате тюрьмы, а разрабатывал какие-то умопомрачительные операционные системы, используя Спрута как тренажер.

Мы даже немного дружили, на деловой ноге, но с учетом разницы в возрасте, не сходились близко. Замкнутый и молчаливый, весь в себе, строгий и отчуждённый, говорил он сухо и только о работе, но говорил то, что надо. Никогда не участвовал в наших общественных забавах, ссылаясь на занятость, и, действительно, постоянно, и днём и ночью торчал в своём детище, в помещениях, недоступных для посторонних, а временами и спал там же. Но именно с его помощью так далеко подвинулся синтез речи.

Будучи авантюристом по натуре, я серьёзно отнёсся к записке и после совещания мы долго висели с Полем в пустом модуле, уединившись, и мне был устроен строжайший экзамен на человеческую зрелость.