Отчаяние

Значит , не застал , и сказали, что через  час . От  нечего дeлать я пошел  погулять. Был  продувной день, голубой, в  яблоках ; вeтер , дальнiй родственник  здeшняго, летал  по узким  улицам ; облака то и дeло сметали солнце, и оно показывалось опять как  монета фокусника. В  скверe, гдe катались инвалиды в  колясочках , бушевала сирень. Я глядeл  на вывeски, находил  слово, таившее понятный корень, но обросшее непонятным  смыслом . Пошел  наугад , размахивая руками в  новых  желтых  перчатках , и вдруг  дома кончились, распахнулся простор , показавшiйся мнe вольным , деревенским , весьма заманчивым . Миновав  казарму, перед  которой солдат  вываживал  бeлую лошадь, я зашагал  уже по мягкой, липкой землe, дрожали на вeтру одуванчики, млeл  на солнцепекe у забора дырявый сапожок . Впереди великолeпный крутой холм  поднимался стeной в  небо. Рeшил  на него взобраться. Великолeпiе его оказалось обманом . Среди низкорослых  буков  и бузины вилась вверх  зигзагами ступенчатая тропинка. Казалось, вот -вот  сейчас  дойду до какой-то чудной глухой красоты, но ея все не было. ?та растительность, нищая и неказистая, меня не удовлетворяла, кусты росли прямо на голой землe, и все было загажено, бумажонки, тряпки, отбросы. Со ступеней тропинки, проложенной очень глубоко, некуда было свернуть; из  земляных  стeн  по бокам , как  пружины из  ветхой мебели, торчали корни и клочья гнилого мха. Когда я наконец  дошел  {8} доверху, там  оказались кривые домики, да на веревкe надувались мнимой жизнью подштанники.

Облокотясь на узловатыя перила, я увидeл  внизу одернутую легкой поволокой Прагу, мрeющiя крыши, дымящiя трубы, двор  казармы, крохотную бeлую лошадь. Рeшил  вернуться другим  путем  и стал  спускаться по шоссейной дорогe, которую нашел  за домишками. Единственной красотой ландшафта был  вдали, на пригоркe, окруженный голубизной неба круглый, румяный газоем , похожiй на исполинскiй футбольный мяч . Я покинул  шоссе и пошел  опять вверх , по рeдкому бобрику травы. Унылыя, безплодныя мeста, грохот  грузовика на покинутой мною дорогe, навстрeчу грузовику -- телeга, потом  велосипедист , потом  в  гнусную радугу окрашенный автомобиль фабрики лаков .

Нeкоторое время я глядeл  со ската на шоссе; повернулся, пошел  дальше, нашел  что-то вродe тропинки между двух  лысых  горбов  и поискал  глазами гдe бы присeсть отдохнуть. Поодаль, около терновых  кустов , лежал  навзничь, раскинув  ноги, с  картузом  на лицe, человeк . Я прошел  было мимо, но что-то в  его позe странно привлекло мое вниманiе, -- эта подчеркнутая неподвижность, мертво раздвинутыя колeни, деревянность полусогнутой руки. Он  был  в  обшарканных  плисовых  штанах  и темном  пиджачкe.

"Глупости, -- сказал  я себe, -- он  спит , он  просто спит . Чего буду соваться, разглядывать". И все же я подошел  и носком  моего изящнаго ботинка брезгливо скинул  с  его лица картуз .

Оркестр , играй туш ! Или лучше: дробь барабана, {9} как  при задыхающемся акробатическом  трюкe! Невeроятная минута. Я усомнился в  дeйствительности происходящаго, в  здравости моего разсудка, мнe сдeлалось почти дурно -- честное слово, -- я сeл  рядом , -- дрожали ноги. Будь на моем  мeстe другой, увидь он , что увидeл  я, его бы может  быть прежде всего охватил  гомерическiй смeх . Меня же ошеломила таинственность увидeннаго. Я глядeл , -- и все во мнe как -то срывалось, летало с  каких -то десятых  этажей. Я смотрeл  на чудо. Чудо вызывало во мнe нeкiй ужас  своим  совершенством , безпричинностью и безцeльностью.