Отчаянные

Пока я сидела с мамой в гостевой комнате, Келлан закончил мыться. Мама расписывала все за и против белого букета. Она настолько увлеклась, что не заметила Келлана, прошедшего в нашу спальню в одном лишь крохотном полотенце на бедрах. Но, если бы она и увидела его, это ничуть не повлияло бы на предмет разговора.

Я прикинула, не позвать ли Келлана принять участие в обсуждении флористики. Нет, не стоит. Во-первых, ему пора было собираться. А во-вторых, я сомневалась, что мама нуждалась в его мнении. До сей поры она не спрашивала его ни о чем подобном. По какой-то причине все предсвадебные соображения она сваливала исключительно на меня, как будто я одна имела право голоса.

Однако это было не так. Никакого права у меня не оказалось. Я сотню раз повторила маме, что хочу скромную, короткую, малолюдную церемонию, если уж она вообще нужна. Стихийное бракосочетание в баре «У Пита» я считала идеальным и была не против будничного подписания необходимых бумаг для придания этому акту законной силы. Потом можно устроить небольшой прием для немногочисленных друзей и близких. Но мама и слышать об этом не желала. Она зациклилась на грандиозном торжестве.

Келлан явился в гостевую комнату уже одетым. Он что-то читал в телефоне и ухмылялся во весь рот. Мама прервала свои разглагольствования о недостатке изящества в полевых цветах и подняла взгляд на Келлана. Теперь, после душа, царапина, оставленная Джоуи, выглядела лучше. Красная линия, впрочем, просматривалась четко, и мама, заметив ее, обратилась взглядом ко мне.

Игнорируя ее немой вопрос, я поинтересовалась у Келлана:

– Что там такое?

Тот, не переставая улыбаться, сунул мобильник в карман:

– Это был Гэвин. Уже взлетает. Благодарил за прием… Наконец-то, мол, встретились. И заявил, что я могу приезжать к нему когда угодно. – Издав смешок, Келлан потупился. – Он сказал, что… любит меня.

Быстро взглянув на меня, он сдвинул брови, как будто у него не укладывалось в голове, что кто-то на свете может его любить, особенно отец. Для него до сих пор оставалось в диковинку быть любимым или признавать этот факт. Келлан знал любовь – его группа, безусловно, любила его, и Денни любил, но мнение Келлана о себе столь долго пребывало искаженным, что любви он не видел в упор. Чтобы он ее почувствовал, мне пришлось вторгнуться в его жизнь и перевернуть все с ног на голову. Но если всю жизнь ощущаешь себя нежеланным, это ощущение трудно преодолеть, и Келлан до сих пор нет-нет да и сопротивлялся очевидному.

Я встала и обняла его за талию:

– Конечно, он тебя любит. Ты же его сын.

– Это ничего не значит, – прошептал он уже без улыбки.

В приливе сострадания я убрала у него со лба влажную прядь и шепнула ему на ухо:

– Келлан, я всегда буду тебя любить. Со мной твое сердце в безопасности.

Он сжал меня в объятиях и медленно, прерывисто выдохнул:

– Обещаешь?

Я стиснула его чуть крепче:

– Обещаю. – Слегка отстранившись, я уткнулась своим лбом в его. – Тебя невозможно не любить. Я пробовала, поверь.

Келлан усмехнулся и нежно поцеловал меня. Тут кто-то кашлянул. Мы обернулись и увидели моего папу, который наблюдал за нами с порога.

– Что-то не так? – осведомился он, стараясь говорить непринужденно, но я различила в его тоне скрытое недовольство.

Келлан отпустил меня и помотал головой. Отвечая папе, он переглянулся со мной, и его полуночно-синие глаза наполнились безмятежностью.

– Все отлично… Просто собираюсь уезжать.

Папа просветлел лицом и похлопал его по спине:

– Помощь нужна?

Келлан со смешком поцеловал меня в макушку:

– Нет, спасибо.

Обходя папу, он потрепал его по плечу и отправился в нашу комнату. Я с удивлением вскинула руки, и папа озадаченно посмотрел на маму:

– А что? Разве я не могу помочь будущему зятю?

Раньше, чем мне хотелось, мы вчетвером уже катили в бар Пита. Группа устраивала там проводы. Келлан заявил, что больше не позволит мне провожать его до аэропорта. По его словам, вид взлетающего самолета выбивает меня из колеи.

Келлан вздохнул, выключая мотор своего обожаемого «шевелла». Он даже погладил руль и только потом взглянул на меня. Прищурившись, он с явной неохотой вручил мне ключи и собрался что-то сказать, но я опередила его:

– Знаю-знаю. Беречь, поить лучшим бензином, ездить медленно. Усвоила. – Я выхватила у него ключи, и Келлан, нахмурившись, распахнул дверцу:

– Придется подумать о гараже, когда ты присоединишься ко мне. Не хочу так надолго оставлять ее на подъездной дорожке.

Я поморщилась и оглянулась на папу, которому еще не сказала, что покидаю Сиэтл. Глаза у того стали как блюдца.

– Присоединиться к нему? Где, куда?

– Потом просвещу тебя, пап.

– Кира, погоди…

Вместо ответа я захлопнула дверцу машины. Келлан виновато зыркнул на меня поверх автомобиля, а папа выбрался с заднего сиденья.

– Это надолго, Кира?