Отчий дом

— К сожалению, товарищи, у меня самого сейчас важный урок по физике, а потом по французскому языку. Вы можете расходиться по домам. А завтра, как всегда, приходите на первый урок, и мы поговорим и еще почитаем из этой книги, если это вам интересно.

— Интересно! Интересно! — закричали ребята, радостно опережая друг друга. Потом загремели крышками старых парт, испещренных ножами многих поколений мальчишек.

Еву с ее неокрепшей и травмированной психикой все это ошеломило. В тот вечер она долго ворочалась в постели, стараясь уснуть. А когда уснула наконец, то снилось ей что-то страшное, она несколько раз просыпалась и заново переживала услышанное… Каменным сном забылась только под утро, а проснувшись, повернулась лицом к окну и открыла глаза. Солнце и снег ударили в лицо ей ярким розовым блеском, и она, забыв о ночных кошмарах, почувствовала: сегодня ее ждет что-то интересное, праздничное. Выпрыгнула из постели и лихорадочно заторопилась, собираясь в школу.

Пройдя уже добрую половину пути, вспомнила вдруг вчерашнюю фразу Андрея: «Дочь царского генерала и великая революционерка». И сразу поняла, чем прежде всего так поразили ее эти слова. «Не просто какая-нибудь там поповна, дочь царского генерала… и, оказывается, могла… Даже будучи дочерью царского генерала, могла стать великой революционеркой». И у нее на душе стало легко и радостно. Она почувствовала глубокое расположение к этому не совсем обычному юноше Андрею Лысогору.

Еще целых два дня Андрей читал им «Подпольную Россию» Степняка-Кравчинского, пересказывал ранее прочитанные истории, восторгая и удивляя Еву тем, как много он читал, знал и помнил. И как интересно, увлекаясь сам и увлекая других, он умел рассказывать! Все эти пламенные революционеры, самоотверженные борцы против царизма, возникали в ее представлении как живые, знакомые ей люди.

Особенно взволновало ее, когда Андрей сказал, что Кибальчич, героический и гордый Кибальчич, молодой ученый, пламенный революционер, был, как и она, Ева, сыном сельского попа с Черниговщины. Более того — он любил своего отца, как и она, Ева. И это не мешало ему творить свое великое и грозное дело. Ева благодарна была Андрею за то, что он своим чтением, рассказами укреплял ее веру в себя, в свое будущее в новой советской жизни. Теперь все должно зависеть от нее самой, стоит лишь хорошенько захотеть этого. А пока она, Ева, еще так мало знает по сравнению с ним.

Прочитав ребятам «Подпольную Россию», Андрей рассказал им и о самом Степняке-Кравчинском, его связях с другими революционерами, революционной борьбе, о том, как много он написал и издал своих и чужих книг за рубежом…

Позже на одном из собраний пионерского отряда Андрей по своей привычке неожиданно спросил:

— Товарищи! А такую книгу — «Овод» — вы еще не читали? Обязательно советую вам прочесть. Одна книга есть в нашей школьной библиотеке, одну возьмите у меня, и еще одна в районной библиотеке. Прочтете — поблагодарите за совет… А потом мы поговорим, я вам расскажу что-то очень интересное…

Когда же они, передавая книгу друг другу, всем классом прочли ее, Андрей рассказал потрясающую историю о том, что автор книги Этель Лилиан Войнич, в свое время познакомившись и подружившись в Лондоне со Степняком-Кравчинским, по его совету приезжала в Россию, что образ Овода навеян ей не столько кем-то из молодых итальянских патриотов, сколько самим Степняком, его революционной горячностью, кипучей энергией и характером, даже его приметной внешностью.

Вот так Андрей, сам того не зная, пленил воображение впечатлительной, любознательной, чуточку даже экзальтированной девчонки, и Ева, пионерка, подросток, безумно влюбилась в почти взрослого комсомольца. Влюбилась пугливой детской любовью, восторгалась им, почти обожала.

Эта пылкая влюбленность продолжалась весь учебный год. Андрей так тогда и не заметил ее, а окончив весной того же года семилетку, исчез с ее горизонта на несколько лет.

На память о нем остались любовь к книге и почти постоянное недовольство собой, тем, как мало еще она знает. Как хочется знать больше и учиться, учиться, что бы там ни было… И вырваться после семилетки в широкий, большой мир, разорвав узкие и тесные, как ей казалось, горизонты родных мест.