Отчий дом

Просто так, на всякий случай, назвала она председателю несколько фамилий. Председатель не знал, не вспомнил из них ни одной. Лишь фамилии двух старых учителей слышал от кого-то. Назвала Мартына Августовича — так и о нем ничего не знал. Да и откуда ему? К тому же еще и судьба Петриковке досталась особенная, даже среди соседних сел выделяющая ее. Всю войну лихорадило ее почти без перерыва — выжигало, разоряло, лютыми казнями казнило, разогнав и ту малую горстку уцелевшего люда чуть не по всему белу свету. А если кто из старших где и зацепился поблизости, то где ты сейчас будешь разыскивать их, да, по правде говоря, и зачем станешь разыскивать да тревожить?! Пусть уж ходит по их тропинкам другое, молодое счастье. А тебе осталось разве проехать вот так вокруг, воспользовавшись тем, что не только до Скального, но и вокруг самого села, как с гордостью сообщил председатель, «окружную», словно вокруг Киева, вымостили. Вот и объедет, посмотрит, — кто знает, может, больше и не приведет ее судьба в эти края?

Так и сделала. Объехала. И даже там, за строениями мясо-молочного комплекса, при выезде на скальновский шлях, все-таки открылась ей, отозвалась в сердце степная балка. Сплошь засыпанная снегом, но узнанная, знакомая. Потому что из-под снега густые и колючие кусты старого терновника темнели. Бесспорно же, того самого, что весной первым в этих полях расцветал, соловьиного терновника. Прикипела к нему глазами. Закусила губу и… украдкой, чтобы не заметил водитель, взмахнула прощально рукой…

А на станции Скальное подошел к ней, опираясь на полированную грушевую палку, невысокий, сухонький, на вид уже довольно пожилой полковник, бывший пограничник, в полном параде и с туго набитым портфелем в левой руке. Ева сидела под стеной на скамье, ожидая поезда. Людей было не много. Местные пассажиры собирались главным образом к дневным и вечерним поездам — местным. А тут ночь, международный экспресс. Билетов заранее, до сообщения с ближайшей станции, не продают. Кому охота за полночь ждать! А он, этот полковник, заметила еще раньше, прошел мимо нее и раз, и другой. Потом вернулся и уверенно остановился напротив.

— Прошу прощения! — вытянулся по привычке. — Здравия желаю, Ева Александровна! С Новым вас годом и новым счастьем!

— Вас тоже, — рассматривая его с любопытством, не узнавая, ответила Ева. — Здравствуйте.

— Наверняка не узнаете! — без улыбки, как-то даже сокрушенно покачал головой полковник. — А я вас сразу приметил.

— В самом деле, — согласилась Ева, — не узнаю… Где-то, наверное, в одном гарнизоне или…

— Нет, Ева Александровна, так сказать, лично знакомы, не по гарнизону. И меня вы знали очень хорошо.

Ева присмотрелась внимательнее и, не узнавая, пожала плечами.

— Вы у нас в Петриковке квартировали в тридцать первом… Сашко Кулишенко, если припоминаете. С вами была еще белявенькая такая Нина… Нина… отчества уже не припомню… и еще товарищ Лысогор, известный теперь дипломат… наверное, знаете…

Напомнив об этом, Сашко, теперь полковник Александр Макарович Кулишенко, минуту помолчав, как-то застенчиво улыбнулся и, явно стесняясь, признался, что была тогда у него ну… какая-то словно бы ревность мальчишеская, что ли, вроде бы сказать, мелкое хулиганство. Ева Александровна, возможно, помнит. Так и тянуло пугать их, Лысогора особенно. Хоть какую-то, хоть маленькую неприятность учинить…

Сашко? Сашка Кулишенко она, конечно, помнила. Даже и сегодня в Петриковке о нем спрашивала. И Сашка, и его родителей, и младшего брата помнит. Но что общего у того шалунишки Сашка, который ей с Андреем не раз-таки портил настроение, с этим пожилым полковником? Ничего. Ни одной, кажется, знакомой черточки. А впрочем, столько лет. Да он моложе Евы, наверное, не так уж и намного — всего на четыре-пять лет.

— Наконец хоть одного старого знакомого встретила, — обрадовалась она. — Очень приятно. — Подала полковнику руку и, подвинувшись на край скамейки, пригласила: — Садитесь. Вы тоже к поезду?

— Спасибо… С супругой разрешите познакомить вас. Прошу! Она у меня таджичка, но вполне уже прижилась у нас, — отрекомендовал он низенькую полную женщину, пожилую, но еще красивую, с тонким, будто точеным носом, полными розовыми губами и большими бархатно-влажными глазами, похожими на две блестящие под черными, густыми бровями сливы. — На Памире, в Горно-Бадахшанской, над речкой Пянджем, долгонько послужить на афганской границе пришлось… Ну вот и…

Жена его молча склонила в знак приветствия голову и присела на край станционной скамьи.

— В родные края, видно, в гости? В Петриковке у вас есть кто-нибудь из родни?