Отчий дом

— Верно сказано! — по-своему понял мысль механизатора председатель райисполкома Шамрай. — Не такая она теперь беззащитная, эта наша молодежь! Она теперь пошла такая ученая, что больше нас знает. Ей, нашей молодежи, палец в рот не клади! Заведи, начни только с ней разговор — за месяц не переговоришь. Если подумать всерьез, так это даже радостно. Однако вместе с тем ты, Мирон, тоже, как говорят, в самое яблочко попал.

— Верно, верно! — снова загорелся Петр Петрович. — В самом деле молодежь теперь во многом нас опережает и многое знает. Вот только все больше тем, что сейчас перед глазами видит, узкосовременными, лишь сиюминутными вещами интересуется. А вот о том, что было и особенно что будет… И нужно нам, конечно, не на таких вот рассказиках… Нет, не на таких! Нужно, чтобы наша молодежь не только знала, а, как и мы, душой воспринимала и сердцем ощущала, как, с чего, с какой «отметки» и мы, и наши родители начинали. Прошлое наше… Отцов наших и дедов… А то ведь она, наша молодежь, в большинстве случаев чувствует себя так, будто все мы уже тысячу лет были такими, какими являемся сегодня. А на самом деле всего сто лет тому назад люди в крепостных ходили! И с литературой этой… Скажу вам, читают! Аж горит! И знают иногда о таком, о чем ты и сам не слыхал. Но вот только читают иногда все подряд — и значительное, и никчемное, не задумываясь над тем, что чего стоит.

Исчерпал свои аргументы и Петр Петрович, умолк, дернул себя за ус. На этом дискуссия прервалась окончательно. Чувствовалось, не исчерпалась, а именно оборвалась, зашла словно бы в тупик. И от этого создавалось такое впечатление, будто пора уже подвести итог, прийти к каким-то выводам.

Потребность в выводах особенно отчетливо почувствовал Николай Тарасович Рожко, первый секретарь райкома. Он бы мог, прочитав перед этим рассказ «Счастье», подвести итог, сделать определенные выводы. Но так уж повелось, что всюду и всегда он оставался лицом официальным. И удобно ли было бы ему сейчас, в этой не только неофициальной, но, собственно, дружеской обстановке, да еще в присутствии высокого гостя, «подводить итог»? Не воспримется ли это как своего рода указание? А указаний давать Николай Тарасович вообще не любил… Потому-то, будучи человеком умным и не без дипломатического дара, попытался подтолкнуть на эти «выводы» вместо себя дипломированного гостя.

— Ну, что бы я сказал? — осторожно начал он издалека. — Должен сказать вам, Андрон Елисеевич… Кое-что нежелательное, действительно ущербное, конечно, тут есть. Однако за малым исключением, как говорят, не от злого умысла. А от чего именно, тут уж по-разному. Кто по молодости и неопытности, а кому слава любой ценой, пусть даже скандальная популярность, голову туманит. А вообще говоря, новое, неизведанное всегда труднее дается, чем привычное, столетиями выверенное, еще от Гомера, Вергилия, Данте и, скажем, до Достоевского… А вот показать новизну и величие наших дней по-настоящему глубоко не так-то и просто. И время новое, и люди совсем новые, и пути неизведанные и непроторенные, и сама жизнь новая, необычайно сложная. Тут главное — утверждать социалистические преобразования. Дело новое. А в новом неудивительно, что порой кто-нибудь и оступится. Я, конечно, не отстаиваю право на ошибку. Я лишь призываю понять, предостеречь и своевременно поддержать… А впрочем, не кажется ли вам, уважаемые хозяева, что, увлекшись, мы как-то оставили без внимания нашего гостя? — Николай Тарасович вежливо кивнул головой в сторону Лысогора. — Может быть, и ему какое словечко вставить захочется? А для нас его слово, его мнение в этом споре были бы особенно важными. Не правда ли, Андрей Семенович?

— Знаете ли, Николай Тарасович, — неожиданно для себя схитрил Андрей Семенович, — я с дорогой душой высказал бы и свои скромные соображения, но, как говорим порой мы, дипломаты, вынужден буду зарезервировать свое мнение на потом просто потому, что, к сожалению, рассказ, о котором здесь шла речь, прочесть не успел. А судить о том, чего не знаешь, сами понимаете…