Отчий край

— Помнишь, Каргин, как мы вам всыпали в Большом Зерентуе? — спрашивал он. — Вы ведь тогда от нас в одних кальсонах драпали.

— Было и такое, — нехотя согласился Каргин, а Егор охотно подтвердил:

— Я как есть в одних подштанниках десять верст удирал. Сунул ноги в валенки и — на коня. Хорошо, что большого мороза не было, а то бы обморозился.

— Да, побегали вы от нас, — удовлетворенно констатировал Лука, — трусы вы оказались отменные. Что, Каргин, молчишь? Нечем крыть?

— Оно ведь и по-другому бывало. Случалось, и вы от нас без штанов удирали. Вспомни-ка про Солонцы!..

— Гляди ты, что вспомнил! Солонцы… Там, верно, получилась паника. Врасплох вы на нас насели… А как вы в бакалейках-то жили? Однако и погуляли же. Вина там, хоть залейся. Эх, мне бы туда на недельку закатиться! Так бы погулял, что и на том свете с удовольствием бы вспомнил… Вы случайно вина с собой не захватили?

— У меня два банчка спирту с собой было, — сознался Егор.

— Ну, если все для вас хорошо кончится, мы этот спирт с тобой разопьем. Уж мы за твой счет нарежемся. Только когда подвыпьем, прячься от меня. Это я тебе заранее говорю…

Нагнавший телегу Семен, услыхав слова Луки, строго прикрикнул:

— Прекрати разговоры! Ты не на свадьбу с ними едешь. Нечего язык распускать, в родню к ним набиваться.

— А ты мне не указывай! — огрызнулся Лука. — Я не маленький, сам все знаю. Лишнего не говорю, а молчком ехать совесть не позволяет.

Каргин горько рассмеялся про себя. С Лукой, который хотел его убить и наговорил ему всяких ужасов, чувствовал он себя более просто, чем со сдержанным и непримиримым Семеном, от которого так и разило холодом.

24

Утром Каргина повели на допрос к начальнику уездной госполитохраны.

Он знал, куда его ведут, но не подозревал, что там предстоит ему встреча, которой он так боялся с первых же дней революции.

Войдя в просторный, залитый утренним солнцем кабинет, он увидел на фоне раскрытого настежь большого окна человека с тяжелым взглядом, с многочисленными складками на широком мрачном лице. Он стоял за массивным письменным столом, прямой и неподвижный, с крепко стиснутыми зубами. На рукавах его защитного френча были нашиты красно-синие ромбы.

«Ух и суровый! — подумал Каргин. — Так и сверлит глазами. Сразу видно, что камень, а не человек. Хорошо, что не все знает про меня».

Вдруг громкий и возбужденный возглас этого незнакомого человека заставил Каргина сначала вздрогнуть, а затем похолодеть.

— Черт побери!.. Что это такое! Кого я вижу?.. Елисей Каргин, что ли?..

— Так точно! Каргин, гражданин начальник…

— Ну, вот и свиделись мы с тобой, Каргин!.. — процедил сквозь зубы начальник. — Что же ты не узнаешь старого знакомого, господин поселковый атаман? Мы с тобой давно друг друга знаем…

Чувство дикого страха и обреченности захлестнуло Каргина. Глядя в зло и насмешливо суженные глаза, устремленные на него, он, наконец, понял, что случилось то самое, о чем он боялся даже думать. Перед ним стоял кузнец Нагорный, теперь начальник страшной большевистской госполитохраны.

Ни на что не надеясь больше, он стоял и ждал, что будет дальше.

— Подойдите к столу и садитесь, — переходя на «вы», приказал ему Нагорный.

Каргин сел на скрипнувший стул, уставился глазами в крашенный охрой пол. Сердце его билось то сильными неровными толчками, то замирало, бросая его в холодный пот.

Нагорный опустился на стул, с минуту помолчал, потом пододвинул Каргину кожаный портсигар с папиросами:

— Закурите, чтобы успокоиться.

— Благодарю. Табаком отродясь не грешил.

— Вы что, старовер?

— Нет, православный. Просто как-то не научился… Если можно, разрешите выпить воды. Голова закружилась.

— Пожалуйста! — Нагорный пододвинул ему графин с водой и стакан, а портсигар убрал в ящик стола.

Жадно выпив воду, Каргин тяжело вздохнул. Нагорный, усмехаясь, спросил:

— Что, с жизнью расставаться собрались, Каргин?

— Приходится, ничего не поделаешь.

— Вон как! — воскликнул Нагорный и, сбиваясь на «ты», поспешил высказаться до конца. — Ты, что же, думаешь, раз попал ко мне в руки, то я мстить тебе буду за прошлое? Мстить я не собираюсь. Не за тем я поставлен на такую должность, чтобы сводить с кем-то личные счеты. Мы боремся с врагами, которые не сложили оружия. Тем мы пощады не даем. А твое дело совсем другое. Был ты когда-то отпетым старорежимцем, усердным служакой. По твоей милости меня схватили и упекли на каторгу. Но ведь сейчас-то ты явился с повинной, Забережный мне уже кое-что рассказал, только забыл предупредить, что ты тот самый Каргин, который мне дорого стоит. Вот почему я и удивился, когда узнал тебя… А теперь начнем беседу. Чтобы держаться поближе к сути дела, я буду задавать вопросы, а ты отвечать на них.

Нагорный вынул из стола портсигар, закурил. Сделав две-три затяжки, сунул папиросу в чугунную пепельницу и спросил, снова переходя на «вы»:

— В феврале двадцатого года вы пытались поднять в Заводе восстание против атамана Семенова. Что вас толкнуло на это?

— Надоели расстрелы ни в чем не повинных людей.

— Вы, что же, участвовали в расстрелах?