Отчий край

— Милости прошу, Семен Евдокимович, на свадьбу ко мне. Хоть и недоволен ты моей женитьбой, а все равно приходи сегодня вечером, уважь по старой дружбе.

— Приду, приду! — успокоил его Семен. — На твоей свадьбе не грех погулять. Венчаться, хвати так, поедешь?

— Нет, венчаться мы не будем. Съездим в Завод, зарегистрируем наш брак, а вечером отгуляем — и на этом конец.

Вечером Семен побрился и стал одеваться. Он открыл сундук, чтобы достать гимнастерку и синие суконные галифе. Первое, что увидел он в сундуке, была белая кашемировая шаль, которую купил он на базаре в Заводе за неделю до смерти Алены. «Эх, Алена, Алена! — горько вздохнул он. — Не довелось тебе поносить эту обнову, покрасоваться в ней на людях. Только и успела, что в руках подержать».

33

В сумерки Семен отправился на свадьбу. Только поравнялся со школой, как увидел выходящую из ворот Людмилу Ивановну. Узнал ее по белой заячьей шапке.

— Это вы, Семен Евдокимович? — окликнула она его.

— Он самый, Людмила Ивановна! Добрый вечер! Далеко ли собрались?

— На свадьбу к Муратову. Не могла отказаться. Очень уж усердно приглашали. А вы куда?

— Да тоже туда.

— Вот и отлично! Значит, есть у меня спутник. Одна-то я как-то робею. Не бывала еще на деревенских свадьбах.

Окна большого волокитинского дома были ярко освещены.

Полосы желтого света падали в улицу, и накатанная санями дорога искрилась и блестела. В распахнутых настежь воротах горели поднятые на высокие жерди фонари. На завалинках галдели и заглядывали в окна ребятишки.

При виде веселой ребяческой кутерьмы и сутолоки Семена невольно охватило праздничное настроение. Он подкрутил усы, поправил папаху и неожиданно для самого себя подхватил под руку Людмилу Ивановну. Она резко отстранилась от него и с испугом зашептала:

— Что вы, что вы! Тут же мои ученики Неудобно.

— Прости ты меня дурака, Людмила Ивановна. Сам не знаю, как это получилось у меня. Словно ума рехнулся.

— Не расстраивайтесь по пустякам, — лукаво глянула на него Людмила Ивановна, — я не сержусь, я скорее… — и, не досказав, умолкла. Это было что-то новое и загадочное. Семен воспрянул духом, и ему снова стало хорошо и весело.

В просторных, ярко освещенных сенях серебрился на стенах мохнатый иней, лежали на деревянной кровати сваленные в кучу дохи приезжих гостей.

Семен рванул тугую, обитую серой кошмой дверь и пропустил Людмилу Ивановну вперед. Весь коридор, по одну сторону которого кухня, по другую — горница, был до отказа забит парнями и девками, пришедшими поглазеть на свадьбу. Пройти вперед было совершенно невозможно. Тогда Семен, на правах приглашенного, строго прикрикнул:

— А ну, граждане, посторонитесь! Дайте дорогу!

— Забережный с учительницей! — послышалось со всех сторон то шепотом, то громко, и шумная толпа подалась к стенам, освобождая проход. Пользуясь возникшей давкой, любившие безнаказанно похулиганить парни хватали девок за самые щекотные места, усердно «жали масло», шумели и покатывались со смеху, как бывало и на прежних свадьбах. Проходя, Семен успел заметить раскрасневшегося и потного Зотьку Даровских, нажимавшего плечом на какую-то смешливую толстушку в цветном полушалке, а левой рукой бесцеремонно шарившего за пазухой у другой. «Вот бандит!» — рассмеялся он и мгновенным движением надвинул Зотьке на глаза его рыжую шапку.

По просьбе Федота приглашенных встречал Митька Каргин, помогал им раздеться и проводил в горницу. На груди у него был приколот сделанный из белой атласной ленты огромный бант.

В горнице за убранными столами сидела невеста в белом шелковом платье, с гроздью восковых цветов на разукрашенной лентами голове. Сидела она в такой напряженной позе, словно ее должны были фотографировать. По обе стороны — ее ближайшие подруги и девчонки-племянницы.

Только Семен и Людмила Ивановна вошли в горницу и обошли с рукопожатием сидящих и стоящих гостей, как начался обряд продажи невестиной косы. К столу подошли тысяцкий Прокоп Носков, сваха Авдотья Михайловна, жених и шафера с голубыми и белыми лентами через плечо. Это была дань старине, на которую охотно согласился Федот, не захотевший венчаться в церкви.

— Ну, голубушки-подружки! — обратился к девушкам Прокоп. — Посидели с невестой — и хватит. Пора и честь знать.

— Сперва косу выкупи, а потом прогоняй! — дружно откликнулись из-за столов. Прокоп молодецки крякнул, достал из нагрудного кармана пиджака серебряный царской чеканки рубль, положил его на поднос, который держала в руках сваха. Взяв у нее поднос, протянул его девушкам.

— Мало! Мало! Скупишься! Не возьмем! — закричали они и принялись грозить ему заранее припасенными мутовками и скалками.

Прокоп, посмеиваясь, положил на поднос еще один рубль. В ответ послышались все те же возгласы и насмешки. Тогда он высыпал на поднос кулек с конфетами и пряниками, и поднос, наконец, был принят от него. Подружки покинули невесту, вышли из-за столов, унося поднос с подарками.