Еще не остывшее от боевого возбуждения лицо молодого монгола было мужественно-суровым и весьма своеобразным. Черные красиво изогнутые брови круто поднимались к вискам. Они походили на раскинутые в размахе стремительные крылья стрижа. Горячие, косо поставленные глаза смотрели на Романа воинственно и пытливо. На крепких коричневых скулах горел пунцовый румянец, слегка впалые щеки были сухими и не лоснились, как у многих живущих в довольстве и лени людей его племени. Непреклонный и неукротимый характер угадывался и в резком изломе обветренных губ.
- Сайн байну! - приветствовал его по-монгольски Роман и затем по-русски добавил: - Хорошо воюешь, товарищ!
- Нет! - сказал на чистом русском языке монгол. - Воюем еще плохо. Храбрость есть - выдержки нет. Спасибо вам, что вовремя подоспели... Кто вы такой, товарищ?
- Командир Одиннадцатого кавалерийского полка ДВР Улыбин.
- Спасибо, спасибо, дорогой друг! А меня зовут Сухэ...
- Сухэ-Батор? - изумился Роман. - Рад, рад, что видел, какой ты в бою. Этого я никогда не забуду.
- Воевать умею, командовать только учусь. Трудное это дело командовать, а самому в стороне стоять.
- А кого это вы в плен взяли, товарищ Сухэ-Батор?
- Это сам Баир-гун. Командовал всеми чехарами. Правая рука Унгерна. Теперь отвоевался! - и глаза Сухэ-Батора жестоко блеснули.
Со всех сторон съезжались к Сухэ-Батору и Роману партизаны и уцелевшие цирики. Глядя на них, Сухэ-Батор сказал:
- Большие потери, товарищ! Многих не видят мои глаза.
- Да, тяжело вам пришлось, - посочувствовал Роман и тут же спросил: Как же это так, товарищ Сухэ-Батор? Какой-то немецкий барон поднял монголов на войну с нами? Ни одного русского белогвардейца мы сегодня не видели. Рубились с нами одни монголы. А за что рубились? Разве же мы им враги?
- Их обманули, - угрюмо ответил Сухэ-Батор. - Они шли к Унгерну драться за свободу Монголии. Они любят свою бедную и суровую родину. Это честные и храбрые, но темные люди. Унгерн вернул нашему Богдо-хану монгольский трон. А Богдо-хана у нас горячо почитают, верят ему, как наместнику бога на земле, Богдо-хан же во всем слушается Унгерна. Они повелели всем князьям и ламам, которых у нас целых сто тысяч, твердить каждому верующему монголу, что Красная Россия хочет захватить Монголию, надеть на всех ярмо.
- Да как же они могли поверить в это? Разве же есть в этом доля правды? - воскликнул Роман, глядя прямо в горячие коричневые глаза Сухэ-Батора.
- Мы, революционные монголы, знаем, что это дикая ложь. Мы были недавно в Москве. Сам великий Ленин сказал нам, что русский народ хочет видеть Монголию свободной и счастливой. Наши революционеры делали и делают все, чтобы донести его слова до каждого арата. Многие, узнав об этом, приезжают к нам, чтобы воевать с Унгерном и со своими князьями, от которых им нет житья.
- Так-то оно так, а пока монголы умирают за чужие интересы. За Унгерна на смерть идут, за японского ставленника.
- Ничего, товарищ, скоро все переменится, - сказал твердо и уверенно Сухэ-Батор. - Как только Унгерн перейдет советскую границу, в его рядах начнется развал. Монголы не будут воевать с Красной Армией. Они начнут разбегаться или переходить к нам...
Не успел Сухэ-Батор досказать до конца, как в воздухе послышался сверлящий, стремительно нарастающий свист. Под Романом, всхрапнув, присел на задние ноги конь. И сразу же где-то сзади раздался оглушительный разрыв снаряда. С таким же противным, леденящим душу воем пролетели над Сухэ-Батрром и Романом новые снаряды, и черные столбы разрывов встали там, где съезжались и строились сотни полка.
- Пушки подтянули! Будем отходить! - крикнул Роман Сухэ-Батору. - Я поскачу к своим. Встретимся за Ламын-Улой.
Огрев коня нагайкой. Роман пригнулся к седлу и поскакал к рассыпающимся по степи и уходящим назад партизанам.
Сухэ-Батор приказал цирикам усадить пленного Баир-гуна на заводного коня, и они поскакали тесной кучкой влево, вслед за отходящими цириками.
Унгерновская батарея била по ним беглым огнем.
Немного не доскакав до своих, Роман попридержал коня и оглянулся. Увидев, что Сухэ-Батор жив и скачет к цирикам, понесся дальше. И в это мгновение прямо перед собою увидел огненно-рыжий, взметнувшийся к синему небу косматый куст. Разрыва он уже не слыхал.
...Дожидавшиеся своего командира партизаны видели, как впереди него брызнули из земли во все стороны желтые молнии, черные комья и серая пыль. Прежде чем упасть, яростно вздыбился насмерть сраженный конь. И с него, широко раскинув руки, уронив с головы фуражку, медленно и словно нехотя валился на чужую, неласковую землю Роман.
- Эх, Роман Северьянович! Отказаковал свое! - схватился за голову Мишка Добрынин, и из глаз его брызнули слезы. Он размазал их по лицу и страшным голосом скомандовал разведчикам:
- За мной! Не уберегли мы командира! Расстрелять нас мало!..