Отчий край

- Сворачивай в лес! - приказал он вознице. - Живо! - И не дожидаясь, когда телега свернет с дороги, огрел коня нагайкой и помчался через неширокую полянку в лес. За ним последовали и оба других конвоира.

Ганька и Гошка заметались в телеге, пытаясь развязать себя. Вместо того, чтобы поскорей свернуть с дороги, хромой возница спрыгнул с облучка, выругался и схватил под уздцы свою кобылицу. Поглядывая на пересекающий дорогу аэроплан, он щурился с веселой хитринкой в глазах.

- Да развяжи ты нас, дядя! - взмолился Гошка. - Спустит он бомбу, и поминай как звали...

- Не спустит! - оскалился возница. - Сидите себе на здоровье. Он уже дорогу перелетел. Он нас, может, и не заметил вовсе. Да и не будет он зря бомбы переводить. В Богдать торопится, там вот наделает переполоху...

Видя, что аэроплан удаляется, ребята успокоились. Немудрящий с виду возница сразу стал в их глазах героем. Глядя на него с одобрением, Гошка спросил:

- Откуда ты все знаешь, товарищ?

- А отчего же не знать? - отозвался самодовольным тенорком возница. У меня за плечами, слава богу, четыре года германской войны. Я там на эти аэропланы насмотрелся. Знаю, когда их надо бояться... Да что толковать об этом. Вы мне лучше скажите - туда вас везут, куда надо?

- Туда, туда! - заулыбался Гошка. - Идем мы с донесением в партизанский штаб. Старший зря над нами куражится. Ему еще за это попадет.

- Пожалуюсь я дяде, так его отучат кулаками махать, - сказал Ганька, ощупывая распухшие губы.

- А кто твой дядя?

- Улыбин Василий Андреевич.

- Знаю, знаю такого. Видал его, когда партизаны весной вниз по Аргуни отступали. Дядя у тебя - дай бог каждому. Молодец!.. А только ты, товарищок, зря на себе шкуру дерешь. Этот Ермошка человек заполошный. Ушибленный какой-то. Не стоит его распекать. Из-за угла убить может.

- Не шибко я его испугался. Видали мы таких... Небось, напустил в штаны, как аэроплан увидел.

- А ты сам-то не напустил? - рассмеялся возница. - С непривычки оно, паря, хоть кто испугается. Раньше такие пташки здесь не летали, у Семенова их не было. Видно, правду говорят, что японцы из степей на Богдать идут. С этими шутки плохие. Воевать они умеют. Туго партизанам придется.

- Отчего это, дядя, ты не в партизанах? Бывший фронтовик, а живешь дома.

- Куда мне с хромой ногой. Покалечил мне ее германец в Пинских болотах. Только, по всему видать, дома я недолго насижу. Одними нарядами в подводы замучили. Придется, должно, к красным подаваться. При японцах дома можно в один момент голову потерять.

Конвоиры вернулись из леса растерянные и пристыженные. Белокопытов виновато посмеивался, Ермошка сердито молчал.

- В штанах-то сухо? - спросил его Ганька. - Никак я не думал, что ты этажерки с крыльями испугаешься.

- Ладно, сначала нос утри, сопляк! - огрызнулся он и вдруг накинулся на возницу: - Почему моего приказа не выполнил? Почему в лес не свернул?

- Жалко было телегу о пеньки ломать. Я ведь видел, что аэроплан в стороне летит. Чего же от него было бегать? Это уж вы, необстрелянные, бегайте, а мне не пристало...

- Это почему же? Ты что, Козьма Крючков? Море тебе по колено?

- Нет, я не Крючков. Я русский солдат, в семи ступах толченый, в семи кипятках вареный. Ты еще у мамки титьку сосал, а я уже в окопах вшей кормил.

- Ну, расхвастался! Фронтовик, а дома сидишь, - закипятился Ермошка и скомандовал конвоирам: - Развяжите этих обормотов. Будь они не связанные, вперед бы нашего в лес драпанули. А теперь сидят и героев из себя корчат, зубы скалят. Зря ты, Белокопытов, не дал мне шлепнуть их вместе с возницей, чтобы не задавались.

- Не бесись, Ермолай, не бесись! - начал уговаривать его возница. Никто над тобой не смеется. А на ребят, если ты не псих, зря несешь. Ты Улыбина знаешь?

- Какого Улыбина? Журавлевского помощника или командира сотни?

- Василия Андреевича.

- Его любой партизан знает. А к чему ты об этом спрашиваешь?

- К тому, что вот этот парень, - показал возница на Ганьку, - его родной племяш.

- Вот так пирог с начинкой! - обескураженно свистнул Ермошка. Выходит, ты брат нашего командира сотни? Чего же ты сразу не сказал об этом?

- А ты нас шибко слушал? - напустился на него Ганька. - Ты нам рта раскрыть не давал. Задавался как самая последняя сволочь.

- Ну, что говорил я тебе? - сказал Ермошке Белокопытов. - Придется теперь ответ держать.

- Да, нехорошо получилось! - зачесал Ермошка в затылке. - Выходит, зря ты зуботычину скушал. Ты будь добр, послушай, что я тебе скажу. Дай мне три раза по морде и помиримся.

- Рук о тебя марать не хочу. Я лучше обо всем расскажу Роману.

- Значит, жаловаться решил? Ну и жалуйся, черт с тобой! Только ничего мне и Роман не сделает. Дальше передовой все равно не отправят.

- Это как сказать! - ухмыльнулся Гошка. - Могут из партизан прогнать. Могут и расстрелять, если это не первая провинность. Весной одного такого перед строем полка в Орловской расхлопали за то, что любил к девкам под подол заглядывать, наганом в зубы тыкать. Наверно, сам про тот случай знаешь?

- Знаю! - признался Ермошка. - Только я не из тех, кого расстреливают. Я сам расстреливаю.