Отчий край

- Не расстраивайтесь по пустякам, - лукаво глянула на него Людмила Ивановна, - я не сержусь, я скорее... - и, не досказав, умолкла. Это было что-то новое и загадочное. Семен воспрянул духом, и ему снова стало хорошо и весело.

В просторных, ярко освещенных сенях серебрился на стенах мохнатый иней, лежали на деревянной кровати сваленные в кучу дохи приезжих гостей.

Семен рванул тугую, обитую серой кошмой дверь и пропустил Людмилу Ивановну вперед. Весь коридор, по одну сторону которого кухня, по другую горница, был до отказа забит парнями и девками, пришедшими поглазеть на свадьбу. Пройти вперед было совершенно невозможно. Тогда Семен, на правах приглашенного, строго прикрикнул:

- А ну, граждане, посторонитесь! Дайте дорогу!

- Забережный с учительницей! - послышалось со всех сторон то шепотом, то громко, и шумная толпа подалась к стенам, освобождая проход. Пользуясь возникшей давкой, любившие безнаказанно похулиганить парни хватали девок за самые щекотные места, усердно "жали масло", шумели и покатывались со смеху, как бывало и на прежних свадьбах. Проходя, Семен успел заметить раскрасневшегося и потного Зотьку Даровских, нажимавшего плечом на какую-то смешливую толстушку в цветном полушалке, а левой рукой бесцеремонно шарившего за пазухой у другой. "Вот бандит!" - рассмеялся он и мгновенным движением надвинул Зотьке на глаза его рыжую шапку.

По просьбе Федота приглашенных встречал Митька Каргин, помогал им раздеться и проводил в горницу. На груди у него был приколот сделанный из белой атласной ленты огромный бант.

В горнице за убранными столами сидела невеста в белом шелковом платье, с гроздью восковых цветов на разукрашенной лентами голове. Сидела она в такой напряженной позе, словно ее должны были фотографировать. По обе стороны - ее ближайшие подруги и девчонки-племянницы.

Только Семен и Людмила Ивановна вошли в горницу и обошли с рукопожатием сидящих и стоящих гостей, как начался обряд продажи невестиной косы. К столу подошли тысяцкий Прокоп Носков, сваха Авдотья Михайловна, жених и шафера с голубыми и белыми лентами через плечо. Это была дань старине, на которую охотно согласился Федот, не захотевший венчаться в церкви.

- Ну, голубушки-подружки! - обратился к девушкам Прокоп. - Посидели с невестой - и хватит. Пора и честь знать.

- Сперва косу выкупи, а потом прогоняй! - дружно откликнулись из-за столов. Прокоп молодецки крякнул, достал из нагрудного кармана пиджака серебряный царской чеканки рубль, положил его на поднос, который держала в руках сваха. Взяв у нее поднос, протянул его девушкам.

- Мало! Мало! Скупишься! Не возьмем! - закричали они и принялись грозить ему заранее припасенными мутовками и скалками.

Прокоп, посмеиваясь, положил на поднос еще один рубль. В ответ послышались все те же возгласы и насмешки. Тогда он высыпал на поднос кулек с конфетами и пряниками, и поднос, наконец, был принят от него. Подружки покинули невесту, вышли из-за столов, унося поднос с подарками.

Слева к невесте подсела, предварительно расцеловав ее, Авдотья Михайловна, справа - красный от волнения жених в черной пиджачной тройке и в бумажном, до блеска накрахмаленном воротничке. Воротничок был явно не по Федотовой шее, он подпирал его под челюсть и сдавливал горло так, что он мог сидеть и дышать только с вытянутой до отказа шеей. Рядом с женихом уселся Прокоп и пригласил гостей занимать места за столом. Семена и Людмилу Ивановну он пригласил сесть рядом с ним.

Когда все уселись, Семен увидел, что напротив него сидит Елисей Каргин с женой. "Вот она, жизнь-то, - подумал Семен, - вчера воевали друг с другом, а сегодня на одной свадьбе гулять будем. Наприглашал Федот гостей без разбору".

- Здравствуй, Семен Евдокимович! - вежливо поклонился ему Каргин и сдержанно улыбнулся.

- Мое почтенье! - сухо ответил Семен.

- Елизавета Павловна! Дмитрий Петрович! - обратился Прокоп к вдове Платона и Митьке Каргину: - Наливайте дорогим гостям вина! Бабам можно красненького, а остальным - сорокаградусной.

От нелегкой обязанности быть со всеми вежливым и учтивым Прокоп страдал, как страдал от своего тесного, жавшего то в одном, то в другом месте костюма. И когда Людмила Ивановна укоризненно бросила ему:

- Товарищ тысяцкий! Слово "бабы" пора забыть. Мы теперь женщины, а не бабы, - он сразу вспотел и виновато развел руками.

- Извиняюсь! - поклонился он Людмиле Ивановне. - Нечаянно сорвалось у меня. По привычке, будь она неладна. - И, повернувшись к Семену, тихо пожаловался: - Не знаю, как угодить на всех, с чего начинять эту свадьбу.

- Скажи для начала застольное слово или как там оно называется?

- Тост! - подсказала ему Людмила Ивановна.

- Тост, так тост, а сказать надо. Геройского товарища женим, красного партизана, а не кого-нибудь.

- Ты лучше скажи, будь другом. Ляпну я чего-нибудь невпопад - и опять беда...