Людмила Ивановна оказалась вблизи совсем молодой и миловидной женщиной с толстой, по-девичьи заплетенной косой. Она угощала гостя за покрытым синей скатертью столом, на котором стояли: никелированный самовар, блюдо с розовыми пластинками соленой кеты, сухарница с хлебом, стаканы из тонкого стекла, граненые рюмки и только что начатая бутылка водки. В стаканах сверкали серебряные чайные ложки, на самоваре сидел, как голубь, белый чайник. Все это вызвало в сердце Семена острую тоску и зависть.
Коренастый и смуглолицый Димов, с копной курчавых волос на голове, был давним знакомым Семена. Вместе с Романом Улыбиным спасал его Семен от кулацкой расправы во время митинга в Нерчинском Заводе. Потом Димов был партизанским консулом на китайской стороне. С тех пор Димов заметно раздобрел, раздался в плечах. Он сидел у стола вразвалку, вытянув ноги в расшитых бисером и цветными нитками унтах. На нем был коричневый суконный френч с накладными карманами. Не менее нарядной выглядела и Людмила Ивановна в черном платье с белым кружевным воротником, с золотыми серьгами в ушах. И она и Димов показались Семену красивыми, беззаботно веселыми людьми, живущими благополучной, никогда не изведанной им жизнью.
- А, Семен Евдокимович! - зычно забасил, подымаясь ему навстречу, Димов. - Привет, привет! - гремел его самодовольный голос, а по лицу разлилась широкая улыбка.
Задетый за живое, Семен, пожимая его руку, насмешливо и резко сказал:
- Прямо оглушил ты меня, товарищ Димов! И откуда у тебя такой голосище взялся?
Димов вспыхнул и, желая оправдаться, развязно пошутил:
- Начальническая привычка, брат! Ничего не поделаешь. Не обращай на нее внимания... Рад я видеть тебя живым и здоровым. Проходи, садись с нами за стол. Я твой должник еще за восемнадцатый год. Давай разопьем эту бутылочку, а потом поговорим.
- Проходите, товарищ Забережный, проходите! - видя нерешительность Семена, повторила приглашение Димова разрумяненная и слегка смущенная Людмила Ивановна. "Видать, обхаживает ее товарищ председатель", - подумал Семен, проходя к столу и усаживаясь.
Людмила Ивановна поставила перед Семеном рюмку и маленькую тарелку с вилкой.
- Простите за плохое угощение. Чем богата, тем и рада, - извинилась она и пристально поглядела на Семена серо-зелеными, чуточку растерянными глазами. "Видать, не вовремя я", - снова подумал он.
- Ну, давай пропустим, Семен Евдокимович, за нашу встречу, - наливая в рюмки водку, сказал Димов. - Прошу! А вы что, Людмила Ивановна, отставили свою рюмку? Нет, вы должны с нами выпить.
- Голова будет болеть, Михаил Осипович.
- Ничего, завтра воскресенье, занятий у вас нет, так что можно.
Выпив рюмку, она решительно отказалась от второй. Димов и Семен, закусывая кетой, вдвоем распили бутылку. Потом Димов спросил у Людмилы Ивановны, где им можно поговорить с Семеном наедине. Она сказала, что лучше всего это сделать в классе.
С зажженной свечой в руках провела она их в пустой и сумрачный класс, заставленный партами с желтыми сидениями и черными крышками. Поставив свечу на учительский, залитый чернилами стол, она ушла.
Семен сел за низенькую парту в первом ряду и стал разглядывать классную доску, исписанную мелом, и карту двух полушарий на темной стене. Димов прошелся по классу, взял стул и, придвинув его к занятой Семеном парте, уселся на него верхом, положил руки на узкую и высокую спинку. Семен ждал, когда он заговорит.
- Что же это получается, товарищ Забережный? - помедлив, спросил на самой низкой ноте Димов. - Приезжает домой наш уважаемый партизанский командир, заявляется в Завод и устраивает возмутительную выходку. Угрожая револьвером и грубо выражаясь, заставляет престарелого фельдшера ехать с ним к больной жене. За фельдшера пробует заступиться его гость, начальник уездной милиции, а лихой партизан выбивает у него из рук наган, берет за горло и просит не вмешиваться не в свое дело... Подожди, подожди! Не горячись! - предупредил он готового перебить его Семена. - Я знаю, что фельдшер был нужен тебе до зарезу. Но почему же ты, дорогой товарищ, не зашел к нам в ревком?
- Да ведь ночь была! Куда там было ревком искать.
- А мы днюем и ночуем в ревкоме. Время, сам знаешь, какое... Встретили бы мы тебя, как положено встречать героев гражданской войны. Хоть из-под земли достали бы тебе врача, а не развалину из бывших тюремных подлекарей. И все тогда было бы тихо, мирно, не было бы теперь разговоров об анархизме, о бандитских замашках дорогого для нас человека. Надо дорожить своим добрым и славным именем, не позволять чернить его всякой сволочи. Вот что я тебе скажу. А теперь давай оправдывайся.
- Оправдываться я не буду, хоть и не брал я вашего начальника милиции за горло, - ответил глухо с закипающим бешенством Семен. - Теперь вы на меня собак навешаете, припишете такого, чего сроду не было. Какое вам дело, что у меня жена умирает, от хозяйства горелого пенька не осталось! Мне негде головы прислонить, жрать нечего, а вы еще судить меня вздумаете.