— Мир несправедлив ко мне. Я не желал ни чьей смерти, я просто хотел чтобы вы мня любили. Хоть изредка обращали внимание как на человека, а не как на предмет вымещения своего плохого настроения. Ведь я не хозяйская игрушка, я так же как и вы испытываю боль. За что приговорили меня на вечные страдания? — он гнусно улыбнулся, душу мальчика выворачивало на изнанку, — За то что я отвратительный урод? Но вы сами сделали меня таким! Отец, ты хотел отравить меня прямо в утробе матери! Маленькую частичку жизни — ребенка, пусть даже не от тебя, разве ты имеешь право лишать по своему усмотрению кого-либо жизни. Ты не господь Бог, ты не дал жизнь и не тебе ее отнимать! Где же справедливость! Почему за ошибки взрослых приходится расплачиваться детям! Разве они в чем-то виноваты, что божья милость обошла их стороной! Нельзя отталкивать детей от себя, издеваться над ними, иначе в старости ожидает их та же участь. Быть изгоем в их глазах. Ненависть поражает только ненависть.
Внезапно глаза мальчика мстительно заблестели и он со злостью выпалил:
— Но я не дождался старости, я расправился с вами сейчас, выносить дальше ваши упреки свыше моих сил! Я похороню вас всех вместе в общей могиле сна! До скорого свидания на том свете! Он хрипло рассмеялся и сумасшедший смех раскатом прокатило по заснеженным вершинам, эхом отражаясь от широкого зева бездны.
Сбрасывая наваждение он отрешенно мотнул головой и уже более спокойно добавил:
— Ладно хватит о плохом. Ведь в жизни есть долее приятные вещи на которые изредка стоит обращать внимание.
Он набрал грудь воздуха и шумно выдохнул.
— Как здесь хорошо! Я полностью предоставлен сам себе. Я никому не мешаю, и ни кто мне не мешает, я сам себе господин!
От разряженного воздуха у мальчика закружилась голова. Он облокотился на холодный гранитный выступ, чтобы не упасть, задержал дыхание, старясь как можно меньше дышать.
— как это ужасно, — слабо выдавил он, судорожно вцепившись в заледеневший камень. Мои легкие совсем не пригодны для употребления чистого не загрязненного воздуха. Мне требуется для того чтобы я чувствовал себя нормально по крайней мере, придорожная пыль, разбавленная выхлопными газами машин.
Он грустно улыбнулся осознавая, что очень многое потерял не обращаясь с природой. Да и кто ему бы преподал урок жизни, ведь он совершенно никому не нужен, кроме себя самого, а сам он слишком еще мал, чтобы с долей понимания разобраться в тонкостях превратности жизни.
— Я истинное дитя железобетонных коробок, асфальтовых дорог, чадящих труб, отравленных рек и озер. Я — ребенок города! Как не странно это осознавать, я словно рожден не из чрева земной женщины, а создан вычислительными механизмами, спланирован тонким извращенным умом технического прогресса, в моих жилах течет самый настоящий раскаленный металл с полным набором компонентов из таблицы Менделеева.
На подгибающихся ватных ногах мальчик осторожно приблизился к краю отвесной скалы и вытягиваясь вперед с любопытством заглянул в бездну. И в тоже мгновение задохнулся от восторга, голова закружилась, Том почувствовал в теле предательскую слабость. Он отшатнулся размахивая руками и едва сохранил равновесие.
Но он не отбежал, а по прежнему стоял и смотрел вниз. Душа ликовала от созерцания высоты. Восторгу не было границ, хотя сердце испуганно трепетало. Высота… Безграничная высота… Притягивала риском… Манила ринуться в пропасть и познать прикосновение смерти… Почувствовать полет птицы минутное парение… Скорость падения. И пронизывающую от возбуждения смерть. Мальчик едва удержался от искушения и с усилием воли заставил отступить себя от края бездны, он не знал какие могли ожидать его последствия от опрометчивого поступка. Он мог погибнуть и тогда месть останется не законченной, а этого Том не мог себе позволить.
— Как-нибудь в другой раз, — тихо прошептал он смахивая с лица крупные капли горячего пота, — я прыгну вниз и отдамся судьбе, познаю ощущение необратимости.
Опасность не испугала его а наоборот рассеяла врожденные предпосылки животного ужаса, он поверил в себя, ощутил собственное величие.
ОН почувствовал восжелание подобное половой близости, член напрягся в предвкушении нечто соизмеримого пронизывающей похоти.
Облака… Белоснежные клубящиеся облака… Мягкие… Сексуальные…
Эти толстые густые подушки подталкивали к безумию, притягивали испробовать из воздушные ласковые объятия. Они словно состояли из мягкой нежной материи любви.
Глаза мальчика возбужденно заблестели в переливающийся свод небес напряженно вздрагивая.