Отчуждение: точка контакта

Первое, что я подумал, что внезапно ожил один из наших покойников. По крайней мере, голос мне показался страдающим и болезненным, едва слышным. Тем более, мы оба были в боевых шлемах, и уши наши были прижаты наушниками. Но я сам просматривал всю площадь в тепловизионный прицел. И он показал бы свечение тепла живого организма, если бы кто-то из покойников оказался просто раненым, но живым, а мы при осмотре не обратили на это внимания, посчитав его за мертвого.

– Эй. – зов повторился, и в этот раз майор Медведь показал свой звериный слух, среагировав правильно, и определив, откуда звук раздается. Он сразу вскинул автомат, и прильнул глазом к прицелу.

– Эй, не стреляй. – теперь, когда после междометия прозвучало и слово, явственно послышался кавказский акцент.

Но я-то догадался, что Медведь и не собирался стрелять, хотя и положил большой палец на предохранитель своего автомата. Он просто смотрел через тепловизионный прицел, определяя, кто перед ним.

Я сунул приклад своего автомата подмышку, готовый стрелять с пояса – голос звучал близко, и уже опустил предохранитель. Но майор тут же предупредил:

– Один человек, без оружия. Руки держит за головой.

– А на шее сзади граната. – предположил я.

– Думаешь, сразу голову ему вместе с шеей отстрелить? Я вообще-то могу.

– Я тоже готов. Но, может, спросим его вежливо, чего он хочет, зачем зовет?

– Эй, ты, – вежливо крикнул Медведь. – Какого тебе хрена надо? Говори, но сам не высовывайся. Могу и я тебя подстрелить, может и мой напарник, может и снайпер.

Ассонов услышал наши переговоры через систему внутренней связи, включил лазерный прицел, и навел красную точку прямо в глаз бандиту. Видимо, майор эту точку увидел, потому и сказал про снайпера. Сам бандит голову повернул, чтобы лазерный луч с глаза убрать.

– Я с предложением от эмира Арсамакова пришел. Эмир клянется, что хочет мирно поговорить. Сотрудничать хочет. Мамой клянется.

– Его мама умерла еще в начале года, – показал я, что хорошо изучил биографию эмира.

– Ее памятью. – поправил себя бандит.

– Что он хочет? – спросил майор.

– Поговорить хочет. Командира к себе в гости зовет.

– А вот хрен ему в пьяную задницу, – предельно спокойно, ни на децибел не повышая тон, продолжил я разговор в том же вежливом, почти ласковом тоне. – Хочет этот мудак поговорить, пусть сюда приходит. Один. И постоянно на прицеле у нас будет. Он уже пытался обмануть. Таким козлам мы не верим. Так и скажи, что я его козлом считаю и зову хоть в глаза, хоть за глаза. И оголтело верить ему не собираюсь ни при каких обстоятельствах. Если у него есть какие-то предложения, пусть подумает, как ему меня убедить. Пусть очень постарается подумать, иначе я его просто уничтожу.

Майор Медведь посмотрел на меня, и деловито кивнул, соглашаясь с тем, чтобы я в данных обстоятельствах взял на себя роль командира отряда. В самом деле, майор Медведь никогда не занимался плотно материалами на эмира Арсамакова, никогда против него не действовал, и не знает его манер. Это автоматически требовало конкретных действий от меня. И именно для этого во многом командующий уговаривал меня вернуться в Резервацию.

– Что скажешь? – спросил я собеседника. – Долго соображать будешь?

– Мне нужно пойти к эмиру, и передать ему, что ты сказал. Если он тебе поверит, он придет. Какая гарантия безопасности будет с твоей стороны?

Я мог бы дать слово офицера, но предпочел не делать этого. Я предпочел действовать с Арсамаковым только так, как он, в моем понимании, того заслужил.

– Я никакой гарантии давать не буду. Если он заинтересует меня своим предложением, я могу согласиться, могу не согласиться, но мне, возможно, нужно будет время, чтобы подумать. Если вообще не заинтересует, я просто пристрелю его, и этим все закончится. Твой эмир не такая уж большая величина, чтобы с ним считаться. Это не только мое мнение. Это мнение моего командования. Иди к эмиру. Сколько времени тебе понадобится?

– Около двух часов, – нетвердо сказал бандит.

– Даю тебе пять минут. Если через пять минут эмир не будет здесь, может вообще не приходить. Я найду его, и уничтожу.

Я говорил предельно жестко, безжалостно, и без всякого уважения к Арсамакову, что, как мне показалось, больше всего удивляет, и даже возмущает моего собеседника.

– Я засек время. Иди, торопись.

– Я не успею за это время дойти до Арсамакова.

– Тогда просто встань, перейди со склона на середину тропы, и сядь на камень. Видишь, камень справа от тебя. Это и есть твое место.

– Я не получу пулю в спину?

Он был не из безрассудно отважных людей. А чрезмерная осторожность уважения никогда не вызывает.

– Зачем нам твоя спина? Ты уже мог бы получить пулю в лоб или в глаз, куда смотрит своим прицелом снайпер. Время пошло.