Отдай, детка! Ты же старшая! (СИ)

— А мы без полотенец! А с волос капает и за шиворот затекает! — снова пояснила хриплоголосая.

— Ну и я поорала еще немного, — продолжила мелкая, — мол, Ванечка, спаси — помоги! Принеси полотенец, а минут через пять, устала орать и как дверь со всей сил, и в глаз.

И девчонки разом прыснули

— Прости, Вань! — покаянно заявила Элька. — Мы же не знали, что ты под дверью стоял и ждал, когда мы руки высунем. А я со всей силы дверью как дала. И ему в лоб! А тут и ты пришла! Все видела!

И она замолчала, предоставляя Дарине додумать остальное. Она и додумала.

— Ладно, — сказала Горянова, вставая, — по крайней мере, все живы! Располагайтесь, девочки, в зале. А Вы, больной, — перевела она взгляд на Ивана, — со мной остаетесь, буду за вашим фингалом следить неотрывно.

Пока она говорила, девчонки уже смотались в комнату, туда же, судя по всему, намылился и мажорчик.

— Герман, — остановила его в дверях Горянова, — ты остаешься здесь, с нами. Надеюсь, макароны умеешь варить?

— А я думал, что буду развлекать юных прелестниц… Они же полдома разнесут, если за ними не приглядывать. А ты, теть, — он снизил голос до бархатного и сделал загадочное выражение, — тут без лишних глаз поворкуешь.

— Дарин, а кто это? — наконец спросил Иван, убирая ото лба лед.

Германа вопрос развеселил, потому что на его лице появилось такое гаденькое, такое ехидное выражение, что Горянова немного притормозила с объяснениями. Но тут, как назло, снова из комнаты привалили за чем — то на кухню девчонки, как раз к немой сцене. Горянову так разозлила собственная нерешительность, свое смятение, что она рявкнула при свидетелях, не подумав:

— Это? Это Герман. И он… он будет здесь жить.

Мажорчик, откинув голову, звонко захохотал.

— Фига се! — выдала хриплоголосая. — Ты же говорила, что у вас нет братьев.

— В смысле — жить?! — завопили одновременно Иван да Элька.

Спелись, однако!

Глава 19

Горянова давно не чувствовала себя так отвратительно. Она вообще с детства ни перед кем не оправдывалась, ну, может, только иногда перед бабушкой Бану, но очень редко. И то, это не было в полном смысле оправдание. Это было желание доходчиво пояснить причины своих поступков. Ведь оправдываются те, кто хочет быть лучше в глазах других. А Горянова себя любила и принимала такой, какая есть, с первых, осознанных дней своей жизни (детский сад не в счет). Поэтому она пыталась сейчас нащупать верный тон. Но он никак в голову не приходил, потому что с двух противоположных концов комнаты на нее смотрели цепким, возмущенным взглядом два близких ей человека. И их совместный вопль вот уже целую минуту звенел у нее в голове.

— Не понимаю, в чем проблема? — начала зло Дарина, сразу догадываясь, что делает стратегическую ошибку. — Вообще — то, это мой дом! — она попыталась исправиться, но ничего лучше не придумала, как сказать. — Это Герман, и да! Он будет здесь жить! Целых три дня. До воскресенья… Вопросы есть?

— Конечно, — тут же кивнула Элька, — мальчик, а ты школьник?

Мажорчик, который стоял рядом с белокурой бестией, перевел развеселившийся взгляд с Даринки на мелкую, смерил ее оценивающим взглядом и… добавил уголька в пекло:

— Мне уже можно, зайка, не беспокойся. Я взрослый… и люблю девочек постарше… — он эротично мазнул пальчиком по носу растерявшейся и даже слегка покрасневшей Эльки.

— Да ты нахал! — выдохнула она.

— Ага! — перешел на шепот мажорчик, придвигаясь к ней ближе. — Подо мной многие так говорят…

— Герман! — осадила его Горянова. — Эротическая реклама в этом доме под запретом!

— Не вопрос, теть! — и он, отодвинув замерших девчонок плечом, вышел из кухни.

— Так он ваш племянник? — уточнила хриплоголосая.

— Мг! — ответила Горянова. — Внучатый!

— Действительно, племянник? — с большой надеждой в голосе переспросил Иван.

Горянова не ответила, но ее губы уже по привычке сами сложились во вполне угадываемое матерное слово в шесть букв и два закрытых слога.

Элька между тем смотрела на сестру внимательно, и было видно, что она всерьез подумывает дальше развить эту опасную тему внутрисемейных липовых отношений. Ее так и подмывало поставить любимую старшенькую сестру в положение достаточно неловкое. Вот Элькины глаза сверкнули, и Горянова кожей ощутила, что сейчас случится буря. Но мгновение, другое — и мелкая опустила ехидный взгляд.

— А где наш с тобой племянник сегодня спать будет? — спросила она, чему — то своему улыбаясь.

— В зале, конечно же!

— А мы? — удивленно выдохнули разом трое девчонок.

— В смысле? — не поняла Горянова. — Вы здесь ночевать собрались что ли?

— Так вещи же в стирке! И за окном не август, а ноябрь! — рассерженно громко возмутилась Элька.

Горянова усмехнулась. Все было именно так, как она и предполагала. И если еще несколько минут назад она уже почти списала все произошедшее на непредсказуемый случай, то сейчас готова была руку отдать на отсечение, что это хорошо продуманный коварный Элькин план.