Отдай, детка! Ты же старшая!

Час прошел, «как сон пустой».

— Дорогая Элечка! Мы желаем тебе много денег и мужа хорошего! — в той или иной форме, но все поздравления друзей и немногочисленных родственников несли именно этот посыл.

Даринка улыбалась, мысленно бесилась, поглядывая на часы, и никак не могла понять, почему ей так невыносимо скучно, почему ее не отпускает странная, непонятная маета, словно все происходящее не имеет к ней никакого отношения. Но, вскоре решив, что это просто усталость, решила заняться чем — нибудь более рациональным и стала отчаянно вспоминать, до какого часа распространяется дневная скидка. Так прошло еще полчаса.

Народ гулял вовсю: на кружевной скатерти уже не раз было разлито вино, а хрупкий бокал на тонкой ножке, переломленный чьей — то неуклюжей рукой, исчезал в недрах зала, уносимый вежливым официантом. И даже Даринка наконец стала поддаваться всеобщей радостной истерии.

— Дарочка! Ну пожелай что — нибудь своей младшей сестренке! — настойчиво прервала ее одиночество Елена Артемовна.

Горянова кивнула головой и встала:

— Эля! — сказала она тихо, крутя в руке бокал с вином. — Я поздравляю тебя с Днём рождения, и, может, я редко это говорю, но я действительно люблю тебя, поэтому желаю тебе найти в этой странной и суровой жизни себя саму. Не денег, не мужа, не друзей. А себя. Потому что если ты найдешь себя, то все остальное приложится само собой. За тебя, Эля!

— А денег и мужа мы тебе найдем! — грянула за столом студенческая орда, видимо, желая подсластить невеселое Даринкино пожелание.

— Ну, зачем ты так? — укоризненно потом шептала Елена Артемовна. — Женщина должна иметь прежде всего семью, защитника. Сама замуж не спешишь, так нечего и Эльку сбивать.

Даринка вздохнула и усмехнулась. Не могла же она спорить с мамой из — за такой мелочи! Поэтому, выждав минут пять, встала из-за стола и двинулась к стойке администратора, чтобы решить проблему с оплатой.

Глава 26

Вот за что любила Горянова ресторанных администраторов, так это за филигранное умение врать не краснея. Это подленькое умение всегда приводило ее в восторг, ибо позволяло потом с чистой совестью приложить зажравшегося лжеца, как говорится, фейсом об тейбл. Молодой человек с самым серьезным видом и чувством исполненного долга сосредоточенно вычислял какую — то огромную сумму и даже улыбнулся, сохраняя на лице невозмутимое выражение: мол, платите, все верно рассчитано. Ага! Сейчас! Не на ту напал! Горянова, вполне ожидавшая подобного, лишь усмехнулась и принялась с неотвратимой настойчивостью едко напоминать ошалевшему от вежливого, но почти зубодробительного напора администратору о полагающейся скидке в будние дни на обеды от шефа. Молоденький прохвост еще попытался что — то проблеять насчет того, что данная скидка никогда не распространялась на групповых клиентов больше восьми человек, и очень стремился показать в буклете микроскопическую надпись, но Горянова зачитала наизусть рекомендацию из последнего письма от Роспотребнадзора от… числа и за номером… о скидках (а это почти полстраницы печатного текста), и он сник. Выписывая новый счет, он жалобно смотрел на довольную Горянову и вздыхал громко, не таясь, совершенно непрофессионально, оплакивая, вполне вероятно, уплывшую гипотетическую премию.

— Всегда знал, что в жизни ты самый настоящий Скрудж Макдак! — раздался где — то совсем рядом знакомый приятный голос.

И Горянова обернулась, чтобы встретить теплый, смеющийся взгляд полулитовского провинциального олигарха.

— Смотрю — ни в чем себе не отказываешь, выбивая с мастерством закоренелого мафиози огромную скидку, — Истомин, как всегда элегантный и вкусно пахнущий, стремительно сокращал расстояние, подходя ближе, улыбался, с удовольствием рассматривая Даринку, скользя ласкающе на расстоянии по ладной горяновской фигурке. — Хорошеешь не по дням, а по часам, Дарин. А я, признаться, уже стал забывать твое неотвратимое очарование.

— Рада видеть Вас, Альгис Саулюсович! — искренне обрадовалась Даринка.

— Альгис! — поправил ее Истомин, слишком близко подавшись вперед. — Ведь мы давно на «ты», если не ошибаюсь…

Даринка только кивнула, с удовольствием ловя свежий парфюм вперемешку с запахами хорошего шампуня и горячей мужской кожи, шедший от Истомина. Он остановился в двух шагах, и эта близость показалась Даринке приятной и естественной. Так пускают в свой круг близких друзей… Потом, правда, было одно неловкое мгновение, когда Истомин, как показалось Горяновой, хотел галантно прикоснуться губами к её руке, но в последний момент, скорее всего, передумал и непринужденно взял руку девушки в две своих, укрыв сухим теплом и рождая во всем её теле приятное покалывание. Большой палец его руки скользнул по ладони, чтобы погладить по — хозяйски тонкие горяновские косточки.