Отдай, детка! Ты же старшая!

— Почему? — властно продолжил он. — Почему ты помогла мне? А? И еще один вопрос, который не дает мне покоя, откуда ты узнала о Юргисе? Я не афиширую эту информацию, если не сказать больше, я её тщательно скрываю!

Горянова пыталась вывернуться из его цепких объятий, но он крепко держал ее, заставляя паниковать.

— Разговор… — решила признаться она. — Я случайно услышала Ваш разговор с мамой, тогда, в Питере, и просто связала потом в «Праге» все воедино…

Он дернулся, и кривая улыбка испортила его красивый рот:

— Пожалела? Ты меня банально пожалела? А я, дурак…

— Нет, — тихо шепнула Даринка, — просто все было таким несправедливым… Знаешь, Альгис, — и она мужественно встретилась с ним взглядом, — я ведь тоже не умею говорить «нет» тем, кого люблю… Я столько вынесла из — за этого, и мне не хотелось, чтобы и ты… Ведь ты, Альгис, большая умница, — и сразу откуда-то стали наворачиваться слезы, и Горянова попыталась их сдержать, жалко улыбнувшись, — ты сумасшедший трудоголик, и ты просто очень хороший человек. Мне показалось несправедливым, если какая — то эгоистичная дрянь отнимет у тебя все это. Ведь я знаю, как это больно, как это мучительно больно, когда у тебя отнимают то, что ты заработал своим потом и кровью. Я не хотела этого для тебя… И это не жалость! Это понимание…

Он губами сократил расстояние между ними, впиваясь в ее рот страстно и требовательно, прижимая ее к себе, стараясь максимально раствориться в ней. Он целовал ее безудержно, и Горянова также отвечала ему, совершенно не испытывая стыда и мук совести. Ведь она знала, что продолжения не будет… Его руки скользили по ее телу, рождая сладкую дрожь..

Разгоряченный, тяжело дышащий, он, наконец, оторвался от нее и теперь старался что — то судорожно разглядеть у нее на лице.

— Почему? — спросил он, все еще не выровняв дыхание.

— Что? — не поняла Даринка.

— Почему ты не моя?

Горянова нервно хмыкнула, не желая отвечать, но он требовательно повторил, чуть тряхнув ее:

— Почему ты не со мной, Дарина?

— Тебе не понравится мой ответ, Альгис…

— И все же…

— Помнишь, как мы познакомились? — осторожно спросила Горянова, смотря ему прямо в глаза.

— Такое не забывается, — улыбнулся Истомин.

— Тогда я повторюсь: просто ты мне не по зубам, Альгис! Преследование, азарт, манипулирование и бурный секс на полу — это все не ко мне. Мне же нужно будет все время тебе соответствовать, так ведь? Ходить с тобой к нужным людям, врать, говоря комплименты мерзким подлецам, а все это вот у меня где. А ты охотник по сути. И будешь в вечном бою. И все бабы всенепременно будут это чувствовать и вешаться на тебя… Да не это главное…

Истомин недоумевающе смотрел на Горянову,

— Но ведь я нравлюсь тебе…

— Нравишься… — не стала она отрицать и продолжила. — Но… я не врала тогда… я ведь скучная провинциальная барышня, которая просто хочет тепла, верности и тихих вечеров перед телевизором. Ты сможешь быть счастливым со мной, сидя вечерами перед телевизором, Альгис? — и она горько усмехнулась, когда он застыл, не зная, что ей ответить. — Не сможешь! — верно интерпретировала Горянова его молчание. — Ты будешь вечно таскать меня куда — нибудь, заставишь выучить второй, третий иностранный, завалишь меня какими — то новомодными хобби, и я обязательно потеряюсь среди всего этого изобилия… А я не хочу потерять себя…

— И это все? Это твоя отговорка? — Истомин все не мог поверить в происходящее.

— Это не отговорка… — прошептала Горянова. — Это я… без прикрас и экивоков… И другого ответа не будет… И продолжения не будет… Уходи…

Истомин хотел что — то еще сказать, но Горянова вывернулась из его рук и молча указала на выход. Через несколько секунд хлопнула, закрываясь, входная дверь, и Истомин уже не слышал, стремительно спускаясь по ступенькам, как она сердечно, с большим искренним чувством пожелала ему во след:

— Доброй дороги, Альгис…

Глава 30

Ночью Горянова почти не спала, все думала, взвешивала на весах свои сомнения и страхи и лишь часа в три угомонилась. Утром она, первым делом, кинулась к телефону, но Ванечка не отвечал. Хотя, как это частенько раньше бывало, после ночной он крепко спал почти до полудня. «Ничего, — подумала Даринка, — все равно вечером встретимся и поговорим. За этот день все уляжется, как надо!» И с такими мыслями поехала на работу. Вернее, не поехала, а пошла: ее разлюбимая кореянка взбрыкнула и отказалась заводиться на морозе, шутка ли, на градуснике все минус двадцать пять. Так что Горянова потеплее укутала нос в свой умопомрачительный английский шарф из шерсти тех самых пасторальных овечек с родословной, ведущей свой век от незабвенной Елизаветы — девственницы, и пошагала до стоянки общественного транспорта. Высокие каблуки впивались в выпавший снег, делая походку девушки весьма неоднозначной, но компенсируя это удвоенной согревающей энергией, которая выделялась за счет дополнительных истеричных телодвижений.

В общем, в то утро Горянова вспомнила, что значит быть простым пиплом, не испорченным наличием личного транспорта.