Отдай мне мужа!

Я объехал дыру на мостовой по тротуару, миновал ложбину, наполненную грязной жижей, проехал еще пару перекрестков и смутно знакомых улиц, поднялся к островку новых домов, сиявших разрисованными окнами и разноцветными гирляндами. И вдруг слева возникла та самая многоэтажка – приметно уродливый новодел. Вдоль тротуара искомой улицы тянулись припаркованные легковые автомобили. Но черного «Вольво» не было видно.

Я проехал светофор, и неожиданно – мне даже подумалось, что это галлюцинация, – перед глазами у меня оказался автомобиль Германа. Он стоял сразу за перекрестком, зловещий, как чудовище, впавшее в зимнюю спячку.

Я проехал дальше, развернулся и остановил «Волгу» на другой стороне улицы так, чтобы она не слишком бросалась в глаза. Мало ли что… Вдруг я не один решил обследовать машину Панкина…

Ступив на асфальт, я ощутил себя не в своей тарелке. Пока находишься в роли водителя, мир за окнами автомобиля кажется враждебным и бессмысленным. Даже почувствовав под ногами землю, не сразу становишься одним из пешеходов. К этому состоянию мне, например, всегда надо было привыкать. Я двинулся в сторону «Вольво».

Воздух был свеж, ночной ветер обжигал лицо ледяным дыханием. Здешняя тишина была не такой, как на Петровском бульваре: не так величественна, но более зловеща. В магазине электротоваров окна были темны, металлические решетки защищали выставленные на витрине телевизоры, их погашенные экраны отражали мерцающий голубоватый свет фонарей. Шатаясь, прошел пьяный. Он прятал руки в карманах распахнутого пальто и что-то бормотал под нос.

Я бросил взгляд на смертоносный бордюр тротуара, отбрасывающий черную тень. Восемь часов назад здесь погиб человек. Подумать только, этот богач, живший в роскошной квартире рядом с Елагиным островом, скончался в бедном городском квартале! Человек ведет активную жизнь, любит, страдает, играет в теннис, пьет виски, читает книги, покупает машины, не зная, что где-то его уже ожидает бордюрный камень, неотвратимый, как черта под колонкой цифр дотошного аудитора. Именно в этот момент я прочувствовал, что означает слово «рок».

Рядом с «Вольво» никого не было, чему нельзя было не порадоваться. Я заглянул в окна машины: ничего не было видно. Я взялся за ручку дверцы. Волнение мое было не меньшим, чем тогда, когда входил в квартиру Панкиных. Я вторгался в чужую личную жизнь. Но сейчас необходимо как-то открыть дверь автомобиля, вырубить сигнализацию. Плевать, если привлеку чье-нибудь внимание.

Когда дверь легко распахнулась, я даже вздрогнул от неожиданности. Значит, Герман так «торопился» под колеса, что не успел закрыть машину. Хотя, с другой стороны, он рассчитывал на благополучный исход. Возможно, после того, как суматоха уляжется, он собирался спокойно сесть в свою машину и поехать в больницу или с кем-нибудь из полицейских в отделение.

В салоне зажегся свет. Белый, почти больничный, он падал на сиденья из мягкой серой кожи, на хромированные детали на черной приборной доске, на экзотические побрякушки, висевшие над рулем и, видимо, привезенные из разных путешествий. Я сел за руль. Это произошло совершенно бессознательно, я и сам не понял, зачем это сделал. Мне на ум пришла наивная мысль, что, оказавшись на месте Германа, я смогу проникнуть в тайну его смерти. Я открыл бардачок, при этом внутренность его осветилась. Там оказалось несколько музыкальных дисков, новая автомобильная свеча, водительские перчатки, прибор для измерения давления в шинах и электрическая лампочка.

Я исследовал передние и задние сиденья, заглянул под них, вытащил торчащий из кармашка водительского кресла свернутый в трубочку журнал, пролистал его, но ничего интересного не обнаружил. Обычный номер «Автомира», никаких зацепок. Расследование по поводу смерти человека, которого я сам убил, не приносило обнадеживающих плодов.

Мне не оставалось ничего другого, как только отправиться в отделение полиции. Перед тем как захлопнуть за собой дверцу машины, я решил затолкать журнал обратно: пусть не останется следов чужого вторжения. Но журнальная трубка никак не хотела опускаться в кожаное дно кармашка. Мне стало любопытно, и, встав коленями на сиденье, я сунул руку в карман. Из него я извлек маленький плоский сверток.