Отдай моё

Всё это как-то выбило из колеи, растревожило, и Алексей, взяв бутылку водки, пошел к Степану – своему бывшему напарнику, а теперь, когда они разделились, соседу по участку и товарищу, с которым они уже много лет вместе заезжали на охоту, и вообще работали на пару по хозяйству: рыбачили, ловили лес и ставили сено для Степановых коров. Стёпка был невысокий, очень крепкий мужик с рыжей, будто сделанной из толстой проволоки, бородой, которая от лежания сминалась на сторону, и по которой можно было определить, на каком он боку спал. Стёпка курил как паровоз, никогда не пьянел и осенью таскался по тайге до самой поздноты, стреляя соболей из-под фонарика, а когда приходил в избушку, сжирал банку перца в томате, запивая холодной водой, потом, пыхтя папиросой, бежал с фонариком проверять какой-нибудь любимый капкан, а потом уже только забирался в избушку, раздевался, ел и рассказывал о своих приключениях. Стёпкин кобель, такой же рыжий и крепкий, приходил вовсе поутру, с утянутым брюхом и чёрной от земли пастью. "Опять, ишак, буровыми работами занимался" – говорил Стёпка. Как-то раз после подобной битвы с ушедшим в корни соболем у Рыжего застряла меж зубов поперек нёба палка. Пасть начала гнить. Обнаружилось это, когда они все вместе ехали в лодке. Ребята не растерялись и быстро вытащили палку большой отверткой.

Степан был мужиком опытным, выносливым, изобретательным и остроумным. Караулил он как-то по осени медведя возле убитого сохатого. Темень, медведь всё не идёт и не идёт. Степка решил уже плюнуть и слезть с лабаза, когда раздалось настороженное фырканье, но снова пришлось ждать – почуявший неладное медведь ещё долго бродил кругами вокруг мяса. Степану к этому времени невыносимо приспичило по малой нужде, он терпел-терпел, опасаясь, как бы не одушить зверя, а потом не выдержал и находчиво помочился в собственный бродень, о чем потом с хохотом рассказывал мужикам.

Степан обожал дурачить приезжих разнообразными байками. Каждый год прилетал из Москвы напористый толстяк-профессор, сделавший карьеру на опросах охотников. Он держался по-свойски, говорил "кедра", "зимовьё" и донимал мужиков расспросами про "интересные случаи". Останавливался он на метеостанции. Степан заходил к нему с робкой улыбкой, профессор хлебосольно басил:

– Ну здравствуй, Степан, садись. Рассказывай, где был? Кого видал?

– На весновке был.

– На весновке… А видал кого?

– Видал? Инспектора…

– Да нет, я из пернатых спрашиваю.

– Из пернатых? Гуся видал.

– Какого гуся-то?

– Гуменника.

– А добыл?

– Ясно-море, добыл.

– И каков гуменник нынче?

– Жирён – вся кишка залилась.

– А из мелких птиц кого видал?

– Да не смыслю я в йих – все одно: жаворонки. Хотя, припоминаю: питюжку видал махонькую.

– Какую махонькую, покажи?

– Махонькая, с букарицу. Сама сцветна, носок длинный и крылышками стрекотит, как вертолетик.

– ?

– У цветка видал.

– Степан, постой! Степан! Да ты точно ли?

– Да куда уж точней. У цветка вьётся, как привязанная. Думал бабочка сначала.

– Добыть надо было… Нет, не может быть! Неужто залет такой? Степан, ты знаешь, кого ты видел? Слыхал – нет, про колибри?

– Ну почему "не при калибре"? Обижаете. Всегда при калибре при двенадцатом, да только жаворонков не бью я.

Ещё придумали Алексей со Степаном некий эвенкийский поселок в верховьях Бахты, до которого они никак не могли добраться, хотя точно знали, что он там есть. Родилось это, когда они увозили по Бахте приезжих ихтиологов. Последних отличала редкая нелюбовь к рыбалке. У них была с собой резиновая лодка и огромная жёлтая палатка, которую те весь вечер ставили, а потом спали в ней как убитые до позднего утра. Степка с Алексеем ночевали у костра под брезентовым козырьком, проснувшись, кипятили чай, а потом, тяжко вздохнув, шли будить своих пассажиров. Алексей помнил эти нудные побудки, жёлтое нутро палатки, в котором все тоже имело жёлтый оттенок, сугробы спальников и богатырский храп их обитателей. Как-то с одной случайной фразы и ещё совсем наощупь завязался разговор о некотором посёлке вверху, куда они может быть сгоняют за водкой, когда довезут пассажиров до места. Те недоверчиво прислушались, переспросили, но глядя на серьёзные лица своих мотористов, поверили, особенно после того, как вошедший в роль Стёпка рассказал фантастически правдоподобную историю про тамошнюю "хитромордую, спасу нет" продавчиху Полинку Зимогляд. Потом кто-то спросил, как называется посёлок, и Степка, пряча лицо в дыму и давясь от смеха, прохрипел непонятное, но необыкновенно подходящее названье. "Как-как?" – переспросили ихтиологи. "Шыш-тын-дыр!" – отчетливо повторил Стёпка, и Алексей, поперхнувшись чаем, откатился от костра. Ихтиологи уже давно уехали, а Степан с Алексеем, продолжая играть в этот самый Шыштындыр, настолько далеко зашли, что уже почти поверили в существование этого таинственного блуждающего поселка, в котором живут дружные, помешанные на тайге, мужики и который Алексей с тех пор частенько видел во сне.