Отдай мое сердце

– И ведь приснится, – сказал Гэйшери после того, как она исчезла. И почти завистливо добавил: – Девчонка! Им все дается легко, если разворачиваются к магии лицом, а не в пол-оборота, как им нравится. Вот это для девчонок самое трудное: вечно пытаются сесть одной крошечной задницей на два пня, чтобы с одного боку высшая магия, а с другой вся остальная чепуха, которую принято называть нормальной человеческой жизнью. Дуры ужасные, так бы всех и поубивал! Но если с этой дуростью справятся, их потом не остановить.

Я молча кивнул, в надежде, что он ощущает мою благодарность. Потому что нужных слов мне сейчас все равно не подобрать.

– Да ладно вам, я не ради вас старался, – усмехнулся Гэйшери. – Просто девчонка хорошая. Грех такую в гости не позвать.

Вручил мне белый картонный стаканчик, я приготовился к неизбежному сладко-молочному ужасу, но там оказался такой превосходный эспрессо, что я почувствовал себя недостойным его высокого качества. Все равно спросонок нюансов не разберу.

– Спать после него будете как убитый, – пообещал Гэйшери. – Даже в своей кровати. А мне пора.

Я сперва подумал, он имеет в виду, пора возвращаться в башню, где к нему, небось, уже выстроилась новая очередь из недосмотренных снов. Но тут же понял, что не о башне речь. Гэйшери уходит домой. Сбылись мои мечты! В смысле какого черта так скоро, как я теперь без него?

А вслух я сказал:

– Так не пойдет. Какое свинство! Отдайте мое сердце, эй!

Гэйшери расхохотался:

– Все-таки вы непрошибаемо вежливый! Но я тоже буду скучать. Причем сильнее, чем вы. И уж точно гораздо дольше. Вы быстро на что-нибудь отвлечетесь и будете вспоминать меня раз в полгода, как забавное приключение, а мне отвлекаться не помогает. Я большой, в меня все помещается, и еще место остается, сколько не натолкай. Кстати, чуть не забыл сказать самое главное: было очень здорово получить от вас собственное Благословение. Давно меня никто на такие глупости не вдохновлял! Но мой вам совет: с другими людьми пока воздержитесь. Такое счастье не каждому по зубам.

С этими словами Гэйшери поднялся, но вдруг наклонился к самому моему уху и прошептал: «Рад, что у тебя получилось все исправить», – и исчез прежде, чем я успел переспросить, что именно у меня получилось, о чем вообще речь.

Я решил, что подумаю об этом утром. А еще лучше, восемьсот тысяч лет спустя.

* * *

Насколько нелепым у нас вышло расследование дурацкого заговора, настолько легко и приятно оказалось разбираться с его последствиями в обновленной стараниями Гэйшери реальности.

Наутро в кабинете Джуффина рыдала леди Атисса, причем не столько по невесть куда исчезнувшему любовнику, сколько потому, что ей теперь в одиночку за все отвечать. Больше всего на свете она боялась, что муж узнает о ее общественной деятельности, в смысле, об оскверненной подписанием петиции семейной гостиной, и сбежит от позора на самый дальний край Мира. Например, к дочке, в Арварох.

Воспользовавшись отчаянным положением леди Атиссы, шеф предложил сделку: он аккуратно изымает из ее памяти Благословение Гэйшери и отпускает с миром, похоронив компрометирующие ее материалы расследования в самом неприступном из сейфов. Леди Атисса сразу же согласилась, и это большое облегчение: с такой кашей в голове, как у нее, действительно лучше никого не благословлять.

Нумминорих ходил, не касаясь земли – не нарочно, как столичные модники, а просто иначе не мог. И стесняться, похоже, перестал окончательно. До моего нахальства ему было еще далеко, но он нагонял меня семимильными прыжками. Все-таки участие в нелепых древних мистериях идет на пользу. Был бы знахарем – прописывал бы всем подряд.

Мелифаро, Кофа и Кекки сперва насели на шефа с расспросами, куда на самом деле внезапно подевался главный виновник переполоха, и не надо ли хорошенько его поискать. Ну или наоборот, помочь закопать поглубже. Джуффин делал страшные глаза и объяснялся такими туманными намеками, что я бы на их месте чокнулся. Но у этих троих острый аналитический ум и немалый житейский опыт, так что в итоге они решили, будто Старшего Магистра Ордена Семилистника Аграму Мори тихонько, по-семейному грохнул сэр Шурф, чтобы не разводил смуту в Ордене. Это, ни разу не высказанное вслух, но явственно повисшее в воздухе объяснение устроило всех, включая самого Шурфа. Вернее, даже начиная с него. Орденские старики, отлично умеющие читать повисшие в воздухе объяснения, окончательно поняли, что с новым Великим Магистром шутки плохи, и некоторые официально попросили об отставке, а остальные просто старательно сделали вид, будто их нет в Иафахе и вообще нигде. Очень вовремя: Шурфу сейчас было совсем не до Ордена. Его занимали исключительно научные дискуссии вокруг найденного им фрагмента книги принца Аллоя, Время от времени он среди ночи врывался в мой дом, чтобы рассказать о ходе работы над уникальным текстом, и выглядел натурально маньяком. Очень счастливым маньяком, а это главное. То, что нужно ему больше всего.