Отдай мое сердце

– Это ясно не любому дураку, а только дураку с навыками стратегического мышления, – невольно улыбнулся я. – Мне бы, например, в голову не пришло. С другой стороны, я и петиций не сочиняю… Слушай, а может быть, это выдает человека старой школы, презирающего всякие новомодные новшества вроде газет, которым еще сотни лет не исполнилось? Или просто не имеющего о них представления. Раньше не думал, что такое возможно, но та же леди Тайяра узнала о существовании газет только от меня.

– Леди Тайяра даже о существовании неба над собственной головой ежедневно узнавала от сторонних свидетелей и тут же выбрасывала эту информацию из памяти, как несущественную. Рассеянных гениев вроде нее по одному на поколение, да и то, хвала Магистрам, не на каждое. А вот о презрении к новшествам я тоже сразу подумал. Впрочем, и так ясно, что за этими письмами стоят люди старой закалки. Идею особых привилегий для аристократии и чиновников современной при всем желании не назовешь. Хотя сделать особой привилегией разрешение колдовать даже в годы правления Древней Династии никому в голову не приходило. Для того, чтобы всерьез считать такую возможность реальной, нужно иметь очень… скажем так, своеобразное устройство ума.

– Не то чтобы у меня обширные знакомства в этих кругах; из старой аристократии я, кажется, только Блиммов знаю. Да и то по большей части понаслышке.

– Еще сэра Рогро, – напомнил Джуффин. – Но он, конечно, исключение из всех мыслимых правил. Сам по себе, ни на кого не похож.

– А Блиммы не исключение?

– Скорее нет. Хотя такого гордеца, как Корва, среди нынешних аристократов, пожалуй, не сыщешь. Если хоть кому-то из них старинные традиции действительно близки по духу, то это Корве. Можно подумать, он и правда родился на закате Древней Династии; хоть студентов-историков к нему посылай для изучения тогдашних нравов. Корва будет спускать их с лестницы, а они – торопливо конспектировать на лету.

– Я как раз хотел сказать, что, немного зная Корву, не могу вообразить, что наши аристократы вдруг решили добиваться каких-то привилегий. Мне кажется, в их духе скорее сидеть и ждать, когда остальные сами им все дадут и еще хорошенько попросят: «Возьмите, пожалуйста, сделайте милость». А они еще трижды подумают, брать или не брать.

– Да, Корва такой. Своего не возьмет, пока дюжину раз покорнейше не попросят. Скажу тебе больше, он – единственный избранник Темной Стороны, который наотрез отказался учиться, причем именно потому, что я недостаточно почтительно сформулировал свое предложение. «Спасибо, но я уже не мальчишка, чтобы чему попало у чужих людей учиться», – вот и весь разговор.

– Ничего себе. Я не знал.

– Да никто об этом не знал; по крайней мере, я до сих пор никому не рассказывал. Корве не повезло: мне в ту пору было не до церемоний. Начало Эпохи Кодекса, вся столица – один большой приют безумных на свежем воздухе, и я в этом приюте главный санитар, в такой ситуации не до возни с новыми учениками. Просто не смог пройти мимо выдающегося таланта, предложил ему помощь, а когда он отказался, вздохнул с облегчением: дело хозяйское, может быть, вернемся к разговору когда-нибудь потом. Но после того, как я сманил Корвину дочку на государственную службу, стал его тайным врагом номер один. Ну, теперь-то, пожалуй, номер два – сразу после тебя. Но кому от этого легче. Уж точно не самому Корве. Сочувствую ему всем сердцем, но помочь ничем не могу. Вот уж кто сам себе лютый враг.

– Да не то слово. Отказаться от своего призвания из-за какой-то хрени…

– Это для нас с тобой хрень, а для Корвы – фундамент, на котором построена вся его жизнь. Это я не к тому, конечно, что он правильно поступает, построенное на подобном фундаменте рушить не жалко. Просто хорошо понимаю, почему вышло именно так. И ты, конечно, совершенно прав в том смысле, что Корва никаких привилегий просить не стал бы. Но большинство наших аристократов совсем не дураки потребовать для себя кусок послаще. И поскандалить, если откажут, и взять, что дадут, не поблагодарив.

– Не самая лестная характеристика.

– Обычная. Многие люди таковы, просто далеко не у всех находятся хоть какие-то мало-мальски убедительные основания вести себя подобным образом. А у аристократии они есть.

– Прекрасный портрет заговорщиков у нас вырисовывается, – усмехнулся я. – Непрошибаемые дураки и высокомерные хамы, игнорирующие существование газет. Карикатурные персонажи, хоть пьесу о них пиши.

– Надеюсь, Мир избежит такого несчастья.

– Если снова не посадишь меня в Холоми, где больше нечем заняться, избежит. Но знаешь, о чем я сейчас думаю?

– Будешь смеяться, нет. Просто не решаюсь прочитать твои мысли: а вдруг там уже готов первый акт?