Отдай туфлю, Золушка! (СИ)

— Пап, со мной всё хорошо. Я выхожу замуж. Он принц, но это ничего страшного, он всё равно хороший. Самый лучший. Его зовут… Подожди… Это твой друг, Марион. Представляешь, я выхожу замуж за твоего друга.

Кот отстранился и посмотрел на меня жёлтыми круглыми глазами. Его зрачки сузились. Хвост задёргался.

— Я его люблю. Честно. Здесь прошло лет пять, не больше. Такие временные парадоксы. А ещё я видела Рапунцель. И отправила её в ваш мир. Случайно. Так что вы её там поищите, хотя Фаэрт… ну, Волк, Румпельштильцхен, говорил, что при переходе занести может куда угодно… Мари непременно что-нибудь придумает, чтобы мы могли общаться. Что-нибудь вроде скайпа.

Я всё говорила и говорила, рассказывая папе всё, что со мной произошло за это время, а он, усевшись и обернув лапы хвостом, внимательно слушал, чуть щуря глаза и топорща усы.

У нас всё получится! Обязательно. И, клянусь, я снова увижу маму и папу. И услышу их.

Пусть и не смогу вернуться в свой мир…

Полгода спустя

Хлопнула дверь, мороз ворвался в жарко растопленную комнату. Я помешала похлёбку, попробовала на соль и добавила ещё немного. Позади на пол посыпались дрова, а затем ко мне подошли, обняли, и моего затылка коснулись горячие губы. Я улыбнулась, как всегда тая в его объятьях.

— Поднимается метель, — сказал Марион. — Думаю, завтра будет не выйти. Я принёс дров побольше.

— Как съездил? Какие новости?

— Весной Гильом женится. Быстро, конечно, для короля. Года не прошло после начала сватовства. Но все закроют на это глаза, ведь у короля нет наследников.

— На Белоснежке?

— Ага. На ней. Это означает долгожданный мир между двумя королевствами. Значит, жизнь начнёт налаживаться потихоньку. Крестьяне без помех соберут урожай, торговцы будут безбоязненно торговать. Меньше смерти, меньше голода, меньше болезней. А, значит, когда мы по весне продолжим странствия, то можем неплохо заработать. Как знать, может как раз наступает век искусств? Как думаешь? Кстати, графиня Катарина, та, которая спасла меня от Дезирэ, уже вышла замуж за Рамиза — Офет прислал письмо. А ещё, тебе понравится, Осёл написал, что сговорился с Ноэми. Их свадьба тоже намечена на весну.

Я фыркнула:

— Очень странная пара. Чопорная Ноэми и пылкий Офет.

— Ну… рыжие ему разонравились, что поделать.

Я рассмеялась. Почувствовав, как Марион пожал плечами, запрокинула лицо. Он развернул меня к себе, всмотрелся в глаза чуть виновато и немного лукаво. Точно что-то задумал! Рион всё ещё оставался принцем, и мы могли бы ни в чём себе не отказывать, но старались жить по средствам, на те деньги, что заработали выступлениями. Если, конечно, речь не шла о покупке лошадки, повозки и… ну да, шале.

— А Синди? — спросила я.

— А что Синди? Придворная жизнь милой Золушке совершенно вскружила голову. Сейчас же с твоей лёгкой руки пошла мода на рыжих. Все дамы словно с ума посходили. Все красят волосы хной. Так что Золушка пожинает плоды мужских восторгов и пока не может остановиться. Только ты не красься, очень тебя прошу. Сделай мне такое одолжение. У меня с некоторых пор какая-то фобия на рыжие волосы…

Я теснее прижалась к нему, захихикав.

Мы славно погуляли остаток лета и всю осень. После того, как Марион помог Гильому разобраться с делами. То пели вполне пристойные песни, то перебирали творчество российских рок-групп. По моим рисункам и объяснениям Марион даже заказал более привычную для меня гитару. Но когда начались первые заморозки, мой принц настоял на том, чтобы купить шале в горах. Маленький, уютный и очень тёплый. И это оказалось как нельзя кстати. Но… не сейчас.

— Ты скучаешь по нашей вольной волюшке? — спросил муж, вглядываясь в моё лицо и пытаясь понять, что означает моя сдержанность. — Не расстраивайся, уже месяца через три отправимся снова в путь…

— Знаешь, а мне тут нравится…

Рион наклонил голову набок, прищурился. Удивился:

— Ты хочешь тут остаться?

— Ну… Можно устроить харчевню, например. Или постоялый двор. Я буду варить постояльцам кофе… Ты — жарить рыбу. У тебя вообще очень вкусно получается готовить. Почему бы нам не отдохнуть от странствий года… три. Или четыре?

В его взгляде отразилось недоумение, а затем он вдруг стал как-то особенно внимателен.

— Три или четыре?

— Ну-у… Может и меньше, я пока не знаю… Как пойдёт.

— Ты же не хочешь сказать… — его голос вдруг резко сел.

— Понимаешь, такое случается, если не пользоваться…. Как ты его называл? Кондон?

Марион вспыхнул:

— Дрэз! Ты долго мне будешь припоминать все те глупости, которые я успел тебе наговорить?

Он всегда меня так называл, когда злился. Или смущался. А сейчас было то и другое. Я рассмеялась. Муж прижал меня к себе. Марион словно задался целью доказать мне, что он изменился, и с беспутной жизнью покончено. Когда-нибудь это пройдёт, и муж перестанет разговаривать со мной эвфемизмами, как с монахиней, вчера вышедшей из монастыря. И смущаться того, что супругам обсуждать совершенно естественно.

— А что такого-то? — лукаво уточнила я. Признаюсь: мне нравилось его смущать.

— Тебе не рано? Ты такая маленькая…