Отдайся, не пожалеешь!

Эва выходит из палаты, но в последний момент замирает у двери и как бы невзначай сообщает номер палаты, в которой находится Тарас.

Мое сердце мгновенно взлетает в небеса, потом резко врывается в грудную клетку и наводит там хаос, я едва дышу, меня так размазывает от эмоций и беспокойства за Фадеева, что я быстро строчу Вазгену сообщение:

Айя: “Я в больнице, но со мной все хорошо. Перезвоню сама, ок? Не бомби мне на телефон, плиз. Подожди немного…”

Вазген: “Мы с Зарой подумали и решили, что вернемся в город раньше. Пока не решила, как быть дальше, поживешь у нас. Это не обсуждается”

Спорить с другом сейчас совсем не хочется, я отправляю ему короткое “ок” и выхожу из палаты, ища нужную мне палату.

Я нахожу ее быстро, мне никто не препятствует.

Быстро открываю дверь и юркаю внутрь. Свет приглушен, на больничной кровати, один-в-один, как моя, лежит Тарас.

— Привет, — тихо шепчу я.

Уверена, что он услышит.

Так и происходит. Он медленно садится и порывается встать. Движения вялые, рассредоточенные.

Меня пронизывают насквозь… Нет, не жалостью, а страхом, обостренным чувством любви, которая никуда не делась, и желанием быть рядом, заботиться о нем.

— Сиди-сиди, — торопливо подбегаю. — Я сама к тебе подойду.

Тарас держится ладонью за край кровати. Не удержавшись, обнимаю его за плечи, он цепляется за мою талию, роняет лоб на мою грудь, всхлипывает глубоко и замирает. Его трясет. Меня — тоже.

Пол под ногами будто раскачивается. Вокруг шторм… И я боюсь, если отпущу Тараса, нас рассорят окончательно, разметает в разные стороны.

Он неправл, он делал мне больно. Он много раз уходил и рвал все, что только можно было порвать.

А я? Лучше?

Мне не хватило мудрости и выдержки перетерпеть очередную вспышку, я поддалась своей слабости, уступила демону недоверия, который портит все хорошее во мне.

— Прости, прости, Тарас! — шепчу я.

У него опухшая голова. Реально опухшая, раздутая, как большой кочан капусты, смотрится еще больше из-за бинтов.

— Я буду жить. У меня крепкий череп. Кто-то очень старался его расколоть, но не вышло, сорри, — усмехается едва слышно, выдыхает это мне в грудь.

— Прости, что так вышло. Я просила, я кричала, чтобы это остановилось!

— Кажется, твой цепной пес больше тебя не слушается.

— Прости. Сильно болит?

— Я не знаю, боль ли это. Просто все плывет. Я как будто пьяный, а я так не люблю быть пьяным. Мне потом хуже, чем всем, — признается Тарас. — Поэтому я редко пью, знаю, что размажет.

— Ложись, — прошу его. — У тебя сотрясение, да?

— Да.

— Блять, — вырывается с моих губ. — Я его уволю! — выдыхаю.

— Не торопись, ну? Это же моя особенность, не твоя.

Я наклоняюсь и провожу пальцами по голове там, где не закрыто бинтами, кудряшки Тараса жесткие, слипшиеся от заскорузлой крови.

— Много швов?

— Порядком. Плюс один большой шрам останется.

— Тебе сбрили кудряшки, — выдыхаю и начинаю плакать.

Тарас смотрит на меня удивленно.

— Ты чего? Все же обошлось.

— Они мне нравились… Мне нравятся твои кудряшки, — я плачу.

Как глупо.

— Новые вырастут. Ты не реви, а то я, блять, сейчас тоже, — говорит сорвавшимся голосом и закрывает ладонями лицо.

Тарас отворачивается от меня, его крупные плечи дрожат.

Я вытираю слезы и осторожно забираюсь на кровать, обнимаю его со спины, прижимаюсь носом между лопатками.

От Тараса сильно пахнет кровью, но его персональный, пряный запах тела перебивает запах крови и медикаментов.

Я осторожно пропускаю руку под его локоть, обнимаю. Фадеев мгновенно цепляет мою руку, сграбастал ладонь в свою, прижимает к груди.

Сердце Тараса под нашими сомкнутыми ладонями бешено и горячо бьется. Я чувствую его жар, страсть, бешеный ураган эмоций так, словно они во мне бьются, как живые.

Тарас крепко-крепко стискивает мои пальцы, я не спешу отнимать свою руку, жду, что он немного придет в себя и успокоится. Как и я, потому что чувствую, как тоже хлюпаю носом и плачу от наплыва эмоций.

Еще эти гормональные всплески не дают покоя!

Наконец, Тарас поворачивается в мою сторону и говорит глухо:

— Мне кажется, тебе лучше уйти.

— Что? — не могу поверить своим ушам. — Я бежала к тебе, хотела узнать, как ты. А ты… прогоняешь!

— Я не хочу, пойми! — выдыхает мучительно. — Но твои гребаные границы даются мне тяжело, а дистанция невыносима. В особенности, сейчас. Когда кажется… Блять, я знаю, что не прав и что даже мечтать о таком не стоит, но мне все-таки хочется думать, что тебе на меня не насрать. Это влечет… Я с трудом держусь. Поэтому уйди. Прошу, уйди! — говорит громче. — Я же знаю себя. Не сдержусь, сорвусь, а ты будешь винить меня. Мне хреново без тебя, и станет еще хуже, если ты на чуть-чуть останешься и снова от меня закроешься.