— Наверное сегодня, вы успели посетить госдуму, господин Измайлов? — язвлю преднамеренно. Разукрашенная девица рассматривает меня настороженно, видимо пытается понять в каких плоскостях наши отношения. Успокойся, милая. Кроме проекта нас ничего не связывает. Так я тогда предполагала, не догадываясь как глубоко ошибаюсь.
— Если только вы мне составите компанию, — выразительной чернотой вглядывается, словно ищет ответы.
— Сомневаюсь, что наши интересы совпадут и мы сможем найти общий знаменатель.
— И все же я настаиваю, — подается вперед.
— Надо посмотреть по графику, найдется ли для вас минута, — замолкаю на секунду, он щурится, догадывается какой ответ последует. — А нет, уж извините. Ни одной секундочки, — осаждаю грубо. Моя защитная реакция впервые мне необъяснима. Как и ересь, что со рта вылетает. — Вот и сейчас я очень спешу. До свидания, — успеваю спуститься на две ступеньки. Романова, что это было?
— И все же уделите еще пару минут. Ваш спутник задерживается.
— Не понимаю для чего. Или хотите огласить решению по ролику? Только по вечерам я не работаю.
— Я рад, что вы прислушались к моей просьбе.
— Вы здесь ни причем, — выпаливаю в момент, резко чувствуя смертельную усталость. Держать оборону сложно, а находиться под обсидиановым взглядом невозможно. И хоть пьеса не доиграна, на ее финальный аккорд сил не остается. Я буквально вымотана физически и морально. — Я вынуждена попрощаться с вами. Ваша подружка явно утомилась в ожидании окончания нашего диалога, нельзя игнорировать сей факт. В отличие от вас я не могу допустить подобного отношения к своему другу.
— Подождут. Я ведь прав зайка?! — произносит обманчивой мягкостью. — Кстати, я вас не познакомил. Моя спутница — Анжелика, Анжелика — это госпожа Романова Аурика, — гласные тянутся тонкими пружинами.
— Приятно познакомится, — скрежетом выдавливает из себя нимфа с прекрасными формами.
— Анжелика, — отзываюсь отчуждено. — Какое чудное имя, — вскидываю бровь.
— И правда, Лика, само чудо, — целует ее в висок, на что девушка ответом льнет к мужчине в явном возбуждении.
А я таращусь, на невинную ласку, захлебываясь в вопросах. Как у мужчин так легко получается? Как можно так издеваться над женщинами? Изменять годами? Выстраивать отношения на обмане? Целовать на день нескольких и ничего при этом не чувствовать? И секс, что у него с ней сегодня состоится не откликнется в нем. Не затронет ни одну струну его души. А по утру он ее выкинет, не вспомнив о ней ни разу. Моя женская природа не справляется с данным умозаключением. Я словно в потусторонний мир попадаю.
??????????????????????????
Чужой и циничный.
Мир, смердящий деньгами и изобилием.
Где власть держащих превращают людей в рабов, при этом сами трансформируются в бездушных роботов.
И меня накрывает двойным страхом. Необъяснимым, но настолько пронизывающим, что Романов в гневе кажется любовной прелюдией.
— Она не любит сложностей, и откровенна в своих желаниях, — со стальным спокойствием заключает.
ГЛАВА 38
Чертов прагматик. Хренов правдолюб.
— Чему я не сказана рада. Тот, кто ищет всегда, находит то, что соответствует его внутреннему состоянию, господин Измайлов, — не остаюсь в долгу. Адресую внимание на его блистательную спутницу. Это выходит не специально. Никогда не судила человека по внешности.
— Экхарт Толле, госпожа Романова. Цитируете высказывания немецкого писателя. Но опять же не согласен. В большинстве случаев люди сами не знают, чем наполнен их внутренний мир и какие секреты он в себе таит, что ими движет. Судя по исходу вечера, ваше мировосприятие оказалось ошибочным, — удовлетворенно улыбается, так как удар попадает в цель. Кусаю внутреннюю часть щеки, чтобы не послать Измайлова на три веселые буквы. — А говорить на столь глубокую тему посреди улицы не имеет смысла.
— Тут вы правы мой друг подъехал, и нам пора прощаться, — услышав урчание двигателя мотоцикла, неподдельно радуюсь. Как же вовремя. Мой спутник торопливо приближается.
— Давид Алеанович, приветствую, — тянет правую ладонь Богдан.
— Назаров, — подозрительно косится на коллегу. Следует сухой ответ, продолжая удерживать рукопожатие. Во взгляде вспыхивает безошибочный опасный блеск в ночи. Он его поспешно прячет, но не ускользает от моего наблюдения. Ощупывает Богдана проклятыми обсидиановыми глазами, физически чувствую.
— Я заждалась тебя, — вкладываю смысл в сказанное.
— А я уже здесь. Рика нам бы поспешить, — понимая все без лишних слов говорит подошедший.
— Домой, я полагаю? — Продолжает истреблять оппонента.
— Отнюдь, — отвечаю немедля, забирая себе слово. — У нас турне по городу намечается. И еще Богдан приглашает за чашкой кофе встретить рассвет. Нам бы все успеть, — ставлю акцент на последнем, многозначительно улыбаясь парню. А вот сейчас попахивает дуркой. К чему разыгрывать фарс?
Это было бы логично в отношении Романова. Определенно объяснимо для самой себя.
Задеть мужское эго. Или что еще делают разведенные женщины.
Но к чему перед Измайловым ломать комедию?
Попытка показать что? Чтобы что, Рика?
Чего добиваюсь на самом деле?