Задача о странностях, творящихся вокруг Петяши, пожалуй, была похлеще всех предыдущих. Начинать пришлось, ни много ни мало, с осмысления внутренней логики происходящего и поиска верного угла зрения для рассмотрения оного. На первый взгляд, никакой внутренней логики (если, конечно, принять за аксиому «чудесную» природу странностей) не наблюдалось вовсе. Лишенные же сверхъестественного ореола, все имевшие место события объяснялись до обидного просто. При таком объяснении реакция на них со стороны Петяши заставляла вспомнить о таком душевном заболевании, как паранойя.
Что ж; если он вправду едва не умер от голода, это свободно могло сказаться на психике…
Не явись столь своевременно этот Борис со своими страхами, якобы заставившими его искать Петяшиной помощи, Димыч бы наверняка напустил на друга, явно свихнувшегося от серии нежданных удач, какого-нибудь знакомого психиатра. Однако появление Бориса — спасибо ему за это! — придало Петяшиным опасениям весомости, грубости и зримости. Тогда вариантов получалось два: либо Петяшу выбрали себе в жертвы какие-нибудь жулики, позарившиеся, к примеру, на квартиру, либо…
Либо пресловутые «паранормальные явления» на самом деле иногда встречаются, невзирая на то, что наплодившиеся, точно грибы после дождя, экстрасенсы, контактеры, колдуны и прочие астрологи-лозоходцы вот уж который год изо всех сил стараются разубедить в этом всех мало-мальски разумных людей.
И кто-то, оказавшийся пошустрее, посообразительней прочих граждан, вовсю извлекает из этих явлений выгоду.
По зрелом размышлении, прежде всего следовало бы потолковать по душам с еще одним — неявным — участником нападения на Петяшу, то бишь с его соседом по лестничной клетке. Человека с неустойчивой психикой, ежели со смыслом на него надавить, не в пример легче «колоть», чем здорового. Но именно неустойчивая психика объекта и мешала добраться до него: если забрали в «скворешник» с приездом на дом, это — минимум на месяц. Димыч уж сунулся было туда ближайшим приемным днем, но в посещении пациента — «буйного», как выяснилось, отделения, да при том еще «слабоконтактного» — ему было наотрез отказано…
Девица за стойкой кафе, разморенная жарой, потягивала ледяную пепси-колу из запотевшей бутылочки (что, кстати, в жару-то, как раз совершенно бесполезно) и внимала радиоприемнику, натужно голосившему что-то голосом Филиппа Киркорова.
Казалось, будто музыка размягчает мозг еще сильней, чем жара. Во всяком случае, сознание напрочь отказывалось искать решение задачи. Да, в общем, и правильно: до поступления дополнительной информации оставалось лишь гадать, а этот метод мало подходит для получения правильных решений.
Поэтому Димыч просто-напросто целиком отдался наблюдению, позволив сознанию развлекаться отвлеченными материями, то бишь, воспоминаниями и размышлениями «за жизнь».
С Петяшей они сразу же, едва познакомившись, сошлись накоротко, хотя более-менее определенных общих интересов и увлечений не имели. И с тех пор отношения их всегда казались Димычу делом самым естественным, естественнее просто не бывает. Постоянные Петяшины неблагополучия воспринимались им, как данное, и подлежали ненавязчивому искоренению или хоть смягчению. Пожалуй, Димыч считал Петяшу достаточно выдающимся человеком, несмотря на то, что общество как-то не торопилось признавать и вознаграждать ни его достоинства ни какой-никакой, но все же вклад в свое, общества, развитие. Собственно, оно пока и не имело возможности узнать об этом вкладе, книги ведь еще не вышли… А может, его, Димычева, помощь и была все время выражением общественной благодарности?
Х-ммм…
Прикончив текущую порцию кофе, Димыч закурил, не отводя взгляда от подворотни. Рядом с мрачноватым проемом на стене кто-то начертал мелом: «ЕБН — ГАД!», а еще кто-то после — зачем-то мелом другого цвета — не поленился переправить «ГАД» на «ОТПАД».
Graffitti, понимаешь…
Кстати! А Петька-то там — как?
Нашарив в кармане таксофонную карту, Димыч вышел к автомату и, поразмыслив, набрал прежний, давно вытверженный на память номер. Елки, надо бы сотовый себе купить, они уж подешевели, теперь и на аппараты и на обслуживание цены вполне подъемные.
Гудок, еще…
Придерживая возле уха трубку, Димыч одновременно не сводил взгляда с подворотни.
Скорее бы он там, что ли! Вдруг этот Флейшман как раз сейчас куда-нибудь выйдет!
После третьего гудка на том конце, наконец, подняли трубку.
— Алло?
Голос был женским и явно не Елкиным. Помедлив секунду, Димыч — на всякий случай подпустив в голосе официоза — спросил:
— Петра Лукова — можно к трубочке попросить?
Теперь уже на том конце последовала секундная заминка.
— Его нет сейчас… Когда вернется — не знаю. А кто его спрашивает; что передать?
Вместо ответа Димыч нажал на рычаг и в недоумении уставился на информационную наклейку под прикрывавшим автомат козырьком. С чего это у них телефонная трубка — «handset»? Вроде — всю жизнь она была «receiver»… Или нет?