Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

— Это ты — шутишь так? Разыгрываешь?

Но нет; судя по выражению глаз, Димыч далек был от мыслей о розыгрышах. Скорее, он был охвачен непонятно чем вызванной тревогой за него, Петяшу…

Но Катя-то тут при чем?!

— С тобой — точно все нормально? Мы же вместе были, когда с нею познакомились, — раздельно, убедительно глядя Димычу в глаза, произнес Петяша. — Когда ходили в издательство. То есть, уже после издательства, когда по магазинам-ресторанам отправились.

Во взгляде товарища появилось что-то новое, что именно, Петяша понять не смог.

— Пойдем-ка, — сказал Димыч после некоторой паузы. — Пойдем сядем, нормального кофе сварим и без суеты, обстоятельно так, во всем разберемся.

Разговоров хватило едва ли не до вечера. Подробно, пошагово сравнивая воспоминания о ходе событий, выяснили следующее.

По магазинам Петяша, оказалось, если и ходил, то один и, притом, в совершенно бессознательном состоянии, ибо Димыч точно помнил, что перед свершением покупок решено было все-таки, для пущего облегчения расставания с деньгами, выпить. С этой целью отправились, чтобы избежать слишком уж сильного расхождения с Петяшиным предложением, в баню, где Петяшу после парилки, да с отвычки, да под коньячок с кофейком развезло так, что Димычу пришлось доставлять его на такси прямым ходом домой. Время было, однако ж, еще не позднее, а посему он, Димыч, и решил: раз уж Петяша полностью неконтактен, надо бы навестить место работы. Ну, а на работе немедленно по его прибытии образовался аврал, плавно переходящий в состояние сумасшедшего дома. В порядке ликвидации оного пришлось даже лететь в Москву, откуда он, Димыч, вернулся лишь нынче поутру — так что, понятное дело, никакой Кати он не знает и никакого Бориса, живого или мертвого, под дверью Петяшиной квартиры не наблюдал.

Слушая его повествование и, в свою очередь, излагая то, что помнил сам, Петяша никак не мог отделаться от мысли, что появление Димыча помешало ему додумать и облечь в слова какую-то крайне важную мысль. Помимо этого, вертелось в мозгу и еще что-то, явно не сообразующееся с Димычевым рассказом, как-то опровергающее его…

Стоп!

— Димыч, погоди! Погоди, пока не забыл!.. Что за записку ты мне оставил, в таком случае? Малопонятно этак, однако, устрашительно… Сейчас найду.

Сорвавшись с табурета, Петяша ринулся в комнату и выдвинул ящик стола, где вместе с наличными должно было находиться и Димычево послание.

Где же?.. А, вот!

Вернувшись в кухню, Петяша выложил листок на стол.

— Не знаю, — медленно проговорил Димыч, внимательно прочтя бумажку и даже глянув ее на просвет. — Просто отказываюсь понимать. Не писал я этого!

Под рубашкой у Петяши образовался липкий, тряский холодок.

— Как «не писал»? Записка не твоя?

— Н-не знаю, — неуверенно повторил Димыч. — Почерк мой, вроде бы. Но я этого не писал. Напрочь не понимаю, что бы вся эта мутота могла значить.

— И Катя… — ослабшим, всякий напор и разгон утратившим голосом продолжил перечень несообразностей Петяша. — Она же тебя помнит… Это она мне сказала, что ты меня, вместе с нею, привез домой, а потом позвонил куда-то, оставил записку и ушел.

Димыч сделался страшен. Судя по лихорадочному блеску глаз, теперь уже он — и не без повода, надо заметить! — подозревал себя в помрачении чувств.

Нет, все же — вздор, что сотня лет чтения фантастических романов так уж переменила человеческий образ мыслей, снабдив людей устойчивыми стереотипными реакциями на любые возможные необычности. Фантастика — в наше время повальной утраты общественного интереса к науке и техническому прогрессу (а ведь как Гагарина с плакатами-то встречали!) и подмены тяги к знаниям тягой к вере — разве что сообщает читателю о том, чего не бывает на свете. В сверхъестественное готовы поверить лишь те, кому больше не на что надеяться, и вера эта приводит разве что к обогащению так называемых колдунов, ведьм и прочих «корректоров кармы», во множестве рекламирующихся через любую газету. Неудивительно, что нормальный грубый материалист, столкнувшись с чем-нибудь непонятным, не укладывающимся на первый взгляд в рамки его грубого, материалистического миропонимания, первым делом устремится проверять здравость психики или уж, на крайний случай, даст зарок — вот прямо с завтрашнего вечера! — бросить пить.

Что, в свою очередь, способствует обогащению частнопрактикующих невропатологов или же наркологов, в частном порядке выводящих всех желающих из запоя…

— И во второй раз, — говорил Петяша, понемногу наращивая темп, — когда Борис прямо на лестнице помер, она тебя помнила… И ты ее помнил!

Тут Димыч вздохнул с некоторым облегчением.

— Но Борис-то не помер? Или… или таки да?

— Нет… — растерянно ответил Петяша. — Он потом еще приходил… паразит.

— Не в виде какого-нибудь зомби, надеюсь?

— А кто его знает, — рассердился Петяша. — Ты сам хоть раз видел настоящего зомби? Впечатления неживого не производил.

— Значит, что — не было всего этого?! — уже зло, взведенно спросил Димыч.

— Может, и не было…

Внезапно Петяшу тоже охватила сильнейшая, отчаянная злоба.

— А что тогда было?! — заорал он. — Что?!