Макфлай усмехнулся, закурил сигару, старательно попыхал, пока кончик ее не заалел ровным светом, и развел руками, словно извиняясь перед коллегой Грохом за то, что тому предстоит теперь как-то переварить всю эту информацию и отделить зерна истины от плевел лжи.
Возле кострищ продолжалась непонятная и неприятная для профессора суета. Слышался голос Санчеса, самого большого шутника в мире. Похоже, сержант снова острил, и, как всегда, удачно: до профессора долетали неуверенные смешки солдат.
«Странно,– подумал Макфлай.– В любом срезе человеческого общества, пусть даже в таком малом, как этот взвод морских пехотинцев, обязательно найдется пара-другая индивидов, которых подобного уровня шутки будут забавлять. Ну а если бы во взводе было не тридцать человек, а пятнадцать? Или шесть? Хотя нет, шесть – это уже, кажется, отделение».
Археолог Макфлай плохо разбирался в таких вещах.
Да какая разница, в конце концов... Почему-то профессор был уверен, что если бы из всего взвода остались в живых только шестеро... четверо... трое,– то это были бы именно такие люди, как Санчес. Все погибнут, а этот останется. И, вернувшись домой, в Штаты, будет до конца дней своих вот так же тупо и пошло острить за стойкой какого-нибудь пивного бара... Все-таки есть, видно, в сержантском юморе какая-то важная невидимая простым глазом хромосома, какой-то геном... тьфу, в этом он тоже разбирался плохо... короче, вирус жизни, печать естественного отбора... Есть, конечно. Вот и сейчас солдаты посмеются, расслабятся, отвлекутся от разных мрачных мыслей, и это, безусловно, пойдет им на пользу. Разве не так? Наверное, так, подумал Макфлай.
– А что вы делали в России, коллега Макфлай? – неожиданно тряхнул головой Эммануил Грох, будто приходя в себя после нокдауна.
От группы морпехов откололся переводчик Ахмед и неспешно направился к «Хаммеру». Похоже, этот индивид с трудом переваривал юмор сержанта Санчеса.
– С чего вы взяли? – удивился археолог.– Я никогда не был в России!
Ахмед открыл холодильник и достал пакетик яблочного сока.
– Да с того, что минуту назад вы со знанием дела рассказали, как русские называют своих копов! – Грох впился в него подозрительным взглядом.
Ахмед вставил трубочку и медленно пил сок, незаметно наблюдая за лицом Макфлая.
– Ах, вон оно что! – рассмеялся тот.– Это мне рассказали русские сотрудники ООН, когда мы пили кофе в буфете на третьем этаже...
Грох вытянул губы трубочкой и саркастически покивал головой:
– Понимаю, понимаю... Действительно, разговор на столь специфическую тему совершенно естественно мог возникнуть между незнакомыми людьми в буфете ООН...
Но Макфлай не обратил внимания на сарказм.
– Нет, мы достаточно хорошо знакомы...
Ахмед утолил жажду и, вырыв округлым носком ботинка ямку в песке, закопал смятую картонку. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и пошел в конец колонны, где на время стоянки матросы устроили стихийную уборную. Видно, стиль общения профессора Макфлая также не вызывал у него восторга.
Отец Игнасий молча взял со стола поднос и поставил его перед уборщиком.
– Сии предметы вам знакомы?
На сигареты и плеер Клоду Фара было плевать, а вот мобильник – роскошный, в стиле «порш-дизайн», такого не было ни у кого в квартале. Он выменял его у Сахада на две пачки травы, когда тот был на мели. Клод считал, что легче от родной матери отказаться, чем от такого дивайза. К тому же, как представлялось, это была единственная ниточка, связывающая его с
– Да, я знаю этот предмет,– уборщик уверенно показал на телефон.
– Для чего он предназначен?
– Чтобы звонить.
– Звонить? – лицо отца Игнасия прорезала ироническая улыбка.– Звонят в колокол, сын мой. Разве этот предмет похож на колокол?
Послышались вежливые смешки. Фара растерялся. Он никогда не задумывался над значениями слов.
– Да,– произнес он неуверенно.– Это колокол... Маленький колокол.
– Колокол?
Монах явно издевался.
– Колокол.
– И как же он звонит?
– Дайте его мне, я покажу.
Святая комиссия явно забеспокоилась. Один из серых монахов приподнялся, словно пытаясь прикрыть собой поднос с артефактами, и выкрикнул:
– Он искушает наше любопытство, святой отец! О, как он хитер!.. Не позволяйте ему! Приведя свой дьявольский колокол в действие, он вызовет из тьмы своего покровителя, и тогда...
Монах запнулся, видимо, представив себе ужасные последствия такого поворота событий.
– Чье любопытство он искушает, брат Диомид? Ваше или мое? – холодно поинтересовался отец Игнасий.
Наступила тишина. Брат Диомид страшно смутился, покраснел и издал какой-то неразборчивый звук.
– Что касательно меня, то моего любопытства здесь нет и в помине,– продолжил отец Игнасий.– Сии предметы я внимательно изучил и пресек всякий вред и каверзу, в них заключенные.
Недрогнувшей рукой он взял с подноса мобильник, воздел над головой, будто собираясь в следующий момент грохнуть его оземь, и возвысил голос: