Отдам любовь в хорошие руки

С родителями Танечке повезло. Папа — летчик, мама — жена летчика, она — любимая дочка. Однажды отец взял ее с собой в небо. Она сидела в кабине, вцепившись ручонками в папино кресло. А он, такой большой и сильный, управлял железной машиной. Огромное бескрайнее небо раздвигалось и пропускало их самолет. Внизу оставались домики, люди, облака, а над ними только солнце. Это ощущение бескрайности Вселенной, красоты неба и ни с чем не сравнимое чувство полета останется с ней на всю жизнь. Во сне ей снилось, как она летает, а любимым детским развлечением было закрыть глаза и махать руками, как крыльями, словно паря над облаками. «Не залетай высоко!» — смеялась мама, когда заставала ее за этим занятием.

…Отец погиб в авиакатастрофе, когда ей было пятнадцать. А через год не стало мамы, она умерла от инфаркта, сидя на лавочке во дворе. С тех пор Таня перестала летать. Она все больше лежала на кровати и смотрела в одну точку. Девочка ощущала себя маленькой заброшенной песчинкой, одной на всей планете. Ей казалось, что даже самый слабый ветерок поднимет ее и понесет по миру. Не было не только слез, но и сил, желаний и мечтаний. В квартире остались родительские вещи, фотографии, запах. Странно: вещи есть, а людей нет. Родни не осталось. Только тетка приехала из Сибири через три месяца, чтобы оформить опекунство.

— Танечка, поехали, деточка, к нам в Сибирь, — уговаривала она девочку. — Там только климат холодный, а люди настоящие. Мороз убивает не только бактерии, но и вредные черты характера. Там, чтобы выжить, надо правильным человеком быть. Поедешь? — Она заглядывала в пересохшие Танины глаза.

— Не поеду, у меня здесь мама с папой.

Тетка все понимала. Она не приставала с пустыми разговорами и бесполезным сочувствием. Перед самым отъездом достала сверток с деньгами, неловко сунула его Танечке и почему-то сказала:

— Береги себя, не разменивайся по дешевке. И запомни, девочка, белье у тебя всегда должно быть хорошее. Вдруг упадешь, ногу сломаешь, чтобы перед хирургом не стыдно было.

Тетя уехала, Танечка осталась. Странно, но горе отступило. Тетя каким-то неимоверным способом забрала с собой всю скорбь.

Танечка окончила школу. Выпускное платье ей шили всем выпуском: и мамы одноклассниц, и соседки — все принимали участие. Началась взрослая жизнь. Ее, как круглую сироту, приняли в институт на льготных условиях. Институтская жизнь закружила-завертела. Влюбилась в профессорского сынка Ваньку. У него были слюнявые губы и холодные ноги, но он был послушным и добрым. Они садились играть в карты на интерес, и Таня выигрывала у него уборку квартиры и мытье посуды. Он завязывал ей шнурки на ботинках. Трогательно так опускался на колени и обувал ее, как богиню. А потом вдруг собрался и поехал в столицу учиться на профессора — не вечно ведь оставаться профессорским сынком. «Вот устроюсь и приеду за тобой», — сказал напоследок.

А в столице встретил другую и женился на ней. Одно слово: «Иванушка-дурачок».

А Тане снова захотелось летать. Она тоже собрала сумку и поехала искать свое счастье. Казалось, родители внимательно наблюдали за своей девочкой с небес и помогали ей, чем могли. А как бы иначе наивная провинциалка устроилась на работу на центральный канал?

Танечка навсегда запомнила, как, войдя в кабинет директора, замерла: огромное окно на всю стену открывало вид на небо, и было ощущение, как будто она снова в кабине самолета.

Сергей Алексеевич по-своему интерпретировал этот восторженный взгляд.

— Первый раз на телевидении? — Он одобряюще улыбнулся.

— Садись. Анжелика, принеси нам кофе! — крикнул он в сторону приемной.

Вошла красивая холеная дама. С недоумением посмотрела на Таню и, поставив на стол две чашки, демонстративно вышла.

А Таня ничего не замечала. Она снова почувствовала себя счастливой. Она хотела здесь работать, и ее участь уже была решена. Сергей Алексеевич стал не только руководителем, но и «опекуном». Он снял ей маленькую квартирку в центре и дал должность ассистента режиссера.

Сергей Алексеевич был сыном чекиста. С детства он усвоил, что власть — это сила, а народ — это быдло. Иначе чем «шушера» Сергей Алексеевич своих подчиненных не называл. Он, кажется, с самого детства занимал руководящие посты. Комсорг, парторг, директор. Он спокойно шел по трупам к намеченной цели, менял принципы, как доллары, и ни в чем себе не отказывал. Его партийная кличка была Черный Ворон. Он требовал подчинения и хотел обожания. И если с подчинением проблем не было (полтысячи человек по штату обязаны были ему подчиняться), то с обожанием был явный недобор. И тут эта провинциальная девочка. С чистыми голубыми глазами, пшеничной косой и плавной походкой. Не испорченная столичными соблазнами и интригами, не зараженная алчностью.