— Лучше у дома, не хочу за ним по эскалатору бегать. Пошли, может, у подъезда перехватим, а то, боюсь, он может нам и не открыть в этот раз.
К подъезду они подошли одновременно с Николаем, тот дёрнулся, но, оценив свои шансы скрыться от полицейских, подошёл сам. Терпков ему улыбнулся и достал из серебристого контейнера фигурку Мары.
— Твоя штука? Не подскажешь, где взял? — потом губы Терпкова растянулись в зверином оскале, и он рявкнул. — Три человека из-за тебя, урода, умерли!
— Слушайте, я не знал, честно! Ко мне в баре чел подвалил странный и говорит, вижу, тебя обидели несправедливо, хочешь помогу отомстить. Ну, я злой был, полгода на обучение в этом метро потерял, а этот придурок ещё Наташке меня сдал, она меня из дома выгнала, пришлось к матери возвращаться. Короче, суёт этот тип мне фигурку, смотрю, баба деревянная страшная. Говорит, положи там, где твой недруг живёт, и больше у тебя с ним проблем не будет. Я, честно, не подумал, что умрёт кто-то. Фигня же полная, — затараторил Николай, отступая к подъезду.
— Но Савельеву подбросил же, а, тварь? — наступал на него Терпков.
— Подбросил. Дома у себя держать страшно стало. Я решил на работу Виктору отнести. Знаете, я в стакан её сунул из-под кофе. Сделал вид, что телефон уронил, и спрятал бабу за металлическую панель под пультом, там зазор для проводов есть. Думал, даже если он её там найдёт, то напугается, он суеверный очень был. Это вроде как шутка была, а потом я и забыл про неё, пока вы не пришли, — побледневший Лаврентьев закрыл ладонями лицо, плечи его задёргались.
— Короче, эту дрянь мы изымаем, а тебя я на личный контроль беру, ещё одна такая шутка… Значит, чувака из клуба ты не знаешь? Точно? Внешность-то опиши.
— Не могу, пьяный я был, как подумаю про его лицо, всё перед глазами плывёт сразу.
— Свободен, — рявкнул Терпков, и Лаврентьев скрылся в подъезде.
— Так кто это был в клубе? — спросил Корнеев, садясь в машину к Терпкову. — Уверен, ты знаешь.
У подъезда убийцы они задерживаться не стали, нужно было вернуться в отдел и поместить Мару в хранилище. Несмотря за защитный контейнер, последствия близкого соседства с проклятой вещью могли быть неприятными. Корнеев заметил, как помрачнел после разговора с Лаврентьевым Терпков, догадывался, что напарник в курсе, кто подсунул Мару Николаю в клубе.
— Душелов. Николай нам не сообщил, что фигурку он получил за свою душу. Никто такие предметы просто так не раздаёт. Либо за большие деньги, либо за душу. Уверен, что по пьяни Николаю показалось, что это шутка. Нехорошая это примета, если душеловы начали рекрутировать новых навий. Дозора-то у Калинова моста давно уже нет, если будет прорыв, ох и непросто нам придётся.
— Калинов мост?
— Граница между явью и навью, раньше там с разной нечистью бились богатыри. Впрочем, ещё рано об этом говорить, будем отслеживать ситуацию. Эту дрянь, — Терпков показал на контейнер со статуэткой Мары внутри, — сдадим в хранилище, и больше никто не пострадает.
— А как же Николай? Он всё-таки убийца, пусть и строит из себя жертву случайности. У нас для таких тюрьмы не предусмотрены?
— Не думай о нём, навь не любит долго ждать оплату, уже зимой к нему наведается одна из дочек Мары. Всегда надо помнить, что договоры с навью — опасное дело и для человека, и для мира.
Корнеев почувствовал, как мурашки пробежали по спине, перед глазами встало видение из недавнего прошлого. Тихая заводь, мелькнувший в рогозе рыбий хвост и мелодичный голос: «Я не забуду твою помощь, служивый, и дети моей убитой сестры не забудут». Показалось, что в салоне машины запахло болотом и рыбой, а на языке появился металлический привкус.
Выкормыш
Ребёнок в соседней коляске не плакал, а тихо поскуливал. Лена сидела в маленьком скверике возле дома, по привычке катая коляску туда-сюда. Дочь давно спала, холодный воздух и лёгкая тряска убойно действовали на трёхмесячного ребёнка. Ночью прошёл снег и не растаял, превратив сквер в зимнюю сказку, вот только, когда по соседству уселся мужчина с коляской, в которой хныкал и поскуливал ребёнок, сказочная атмосфера рассыпалась, и в душе Лены поднялась муть раздражения. На самом деле винить мужчину в том, что он никак не успокоит младенца, глупо. Редко есть отцы-молодцы, что с лёгкостью справляются с ребёнком в любом возрасте. Лена откинула злые мысли о нарушенном покое и, выстрадав на лице участливую улыбку, повернулась к соседу по скамейке. Мужчина выглядел лет на сорок, полноватый, с тем типом пивного пузика, который возникает у мужей в спокойном браке. Одет, как обычно выглядят автолюбители, редко выбирающиеся из авто на свежий воздух: слишком короткая куртка не по погоде и ботинки на рыбьем меху. Но холода мужчина не замечал, а смотрел в экран смартфона, который давно погас.
— Зубки режутся или газики мучают? — обратилась Лена к мужчине.
— Не знаю. Он всегда плачет, — голос мужчины был каким-то мёртвым, словно эти слова он говорил уже много раз, и они, как наждачка, стёрли из его голоса любые эмоции.
— А педиатр что говорит? — сочувственно поинтересовалась Лена.